Проза Чехова: проблемы интерпретации

Случайностность? Отказ от иерархичности? Указать только на это недостаточно. Необходимо объяснить принцип отбора психологических мотивировок и обстоятельств душевных событий, который у Чехова был и который и отличает мир Чехова от художественных систем его ближайших предшественников и современников.

Индивидуализация каждого отдельного случая, основной принцип чеховского психологизма, не просто утверждает: свечка при объяснении причин самоубийства

135

так же важна, как бедность и смерть жены. Автору «Рассказа без конца» важно сказать, что подлинные причины события неизвестны (и должны быть объяснены), так как всякое событие душевной жизни несравненно сложнее, чем любая попытка возвести его к известным и общим объяснениям. Автору «Дуэли» важно подчеркнуть, что подлинные критерии оценки человеческого бытия неизвестны (и должны быть найдены), так как неповторимо конкретны и непредсказуемы пути, по которым идет духовная жизнь человека. И в том и в другом произведении «случайное» (лучше сказать - единичное) вводится во имя индивидуализации данного конкретного явления, то есть уже не «случайностно», а целенаправленно. Доказывается неповторимость каждого отдельного бытия, неправомерность выведения общих норм и критериев из отдельных единичных случаев - продолжается линия «Огней», но уже после проверки ее Сахалином.

Принцип соединения значительного и незначительного в мотивировках не есть нововведение Чехова.

В самом деле, Толстой-художник видел в каждом событии сложное переплетение множества разнородных причин и, как никто другой, умел вводить внешнюю случайность в описания душевных процессов, создавая из случайных деталей «атмосферу события». Но все в художественном мире Толстого подчинено принципу, позволяющему различать случайное и главное. Об этом толстовском «регуляторе», не позволяющем уравнивать «закономерное со случайным» в его художественной системе, хорошо пишет В. Я. Лакшин: «Всякое частное впечатление, будь то хоть освещенная солнцем полоса берез, которую видит Волконский через разломанную стену сарая, служит толчком к уяснению смысла жизни, а общий взгляд на жизнь освещает новым светом любую мелочь» ⁶.

136

Единство человека в мире Достоевского и Толстого - при всем различии в психологизме этих писателей - это сложное противоречивое единство внутреннего мира героя, который развивается по отношению к некоторому конечному итогу: просветлению, слиянию с богом, с духом простоты и правды либо к окончательному разоблачению в духе лжи, безверия. И значительность личностей таких героев, и степень читательского интереса к ним зависят от значительности тех внутренних препятствий, чуждых наслоений, которые приходится преодолевать на этом пути к конечной истине.

Таким образом, яркость, индивидуальная неповторимость героев Толстого и Достоевского прямо обусловлены объектом изображения в художественных мирах этих писателей, основным происходящим в них событием.

Если Толстой мыслил о своих героях «в плане морально-психологическом»⁷, то Чехов мыслил о своих героях в плане гносеологическом.

Единство человека в мире Чехова - это прежде всего единство его как субъекта познания. Жертвуя теми богатейшими возможностями, которые предоставляет художнику комбинирование разнородных детерминант, столкновение враждующих страстей в душе героя, Чехов вместе с тем добивался необыкновенной сосредоточенности на процессах, которые не ведут к значимому завершению и имеют лишь индивидуальные, а не общезначимые решения, но на таких процессах, в которые вовлечен каждый.

Чехов, конечно, не первый обратился к изучению и изображению индивидуального. Но именно в его творчестве индивидуальное, единичное перестает быть только случаем, иллюстрацией из какого-то однородного ряда и впервые предстает как таковое, как индивидуальное в собственном смысле слова. Под индивидуализацией

137

здесь следует понимать не создание «ярких индивидуальностей», «типов», а нечто иное. Единичное, индивидуальное у Чехова - это не просто заметное, отличное от остальных в однородном ряду. Оно предстает как особая «саморегулирующаяся» и «саморазвивающаяся» система с собственным внутренним миром, самосознанием, уникальными связями с окружающей действительностью, неповторимыми вариациями общих проблем и задач, исключающая подведение под общие и универсальные решения.

Особый смысл такая индивидуализация душевных процессов приобретает, когда речь идет о тесной зависимости между убеждениями, мировоззрением человека и обстоятельствами непрерывно текущей вокруг него жизни.