Читаем Проза Чехова: проблемы интерпретации полностью

Уже во времена «Иванова», «Припадка», «Сапожника и нечистой силы» Чехов знал, что вслед за этапом «возбуждения» у большинства его героев, обыкновенных русских людей, неизбежно следует этап «утомления», подавленности новым потоком вопросов.

В свете прослеженного нами сходства те конкретные формы, в которых выражаются стремления каждого из двух героев, выглядят «специальными», то есть частными случаями одного круга явлений, который интересовал Чехова, - средоточия авторских интересов и сферы авторских обобщений.

Герои пытаются сориентироваться в действительности. Им открывается ложность, иллюзорность их прежних представлений. Порыв к «другой жизни» ставит (или неизбежно поставит) перед ними новые вопросы - процесс поисков «настоящей правды» никем из чеховских героев не исчерпывается и не завершается. Вместе с тем «тревога», порыв, охватывающие героя, показаны как неизбежность, у него происходит «иссякновение иллюзий», а новая жизнь после этого - «нервная, сознательная»; все это говорит об универсальности и непрерывности процессов, в которые вовлечены чеховские герои. Искомая героями «настоящая правда» представляется каждому из них по-разному; автором же указаны ориентиры, критерии, необходимые условия «настоящей правды».

185

1 См.: Зайцев Б. Чехов. Литературная биография. Нью-Йорк, 1954, с. 103.

Принцип равнораспределенности в конфликтах

С вопросом о соотношении «специального» и всеобщего, о характере чеховских обобщений тесно связана природа конфликта в произведениях Чехова.

Зависимость чеховского героя от действительности всегда выступает, как мы видели, в особенной форме: человек у Чехова не просто объект воздействия тех или

185

иных социальных или природных сил, он всегда субъект познавательной деятельности. Гносеологические аспекты существенно важны и для понимания конфликтов в

чеховских произведениях.

В тех рассказах и повестях Чехова, в которых друг другу противостоят два персонажа, наиболее распространенный вид антагонизма - непонимание людьми друг друга. Неспособность и невозможность понять другого возникает вследствие самопоглощенности каждого своим «вопросом», своей «правдой» или своим «ложным представлением». И это позволяет автору увидеть общее там, где другим виделась бы лишь непримиримость и противоположность.

Новые акценты в конфликте, новая трактовка конфликта проявились уже в таких рассказах, как «Враги», «Злоумышленник»: авторский интерес сосредоточен в них на том, что уравнивает столь разных людей, на их непонимании друг друга, и это непонимание - невольное и сознательное одновременно - проявляется каждой стороной.

Вот эта особенность авторской позиции - указание на сходство противостоящих друг другу персонажей, на то, что их объединяет и уравнивает, - станет составлять с конца 80-х годов резкое отличие чеховских конфликтов.

«Именины» - рассказ о том, как самообман, ложь становятся источником страданий душевных и физических. Но это рассказ не о лживости одного человека, Павла Дмитрича, мужа героини. Постоянно лжет и симпатичная автору героиня, Ольга Михайловна. Муж позирует и рисуется из тщеславия и по привычке, жена - ради соблюдения условных приличий (быть гостеприимной светской хозяйкой, хотя больше всего ей следует сейчас помнить об их будущем «маленьком человечке») и тоже по привычке. Она беспрерывно фиксирует проявления его лжи, а повествователь столь же последова-

186

тельно и непрерывно фиксирует проявления ее лжи. Муж в своей лжи, может быть, больше виноват перед Ольгой Михайловной, но в гибели несостоявшегося «маленького человечка» виновата ложь в равной степени обоих «больших людей». Вновь - равнораспределенность в конфликте.

В дальнейшем эта особенность чеховских конфликтов будет проявляться не раз. Наиболее заметна она в произведениях, в которых, казалось бы, традиционно противопоставлены антагонисты: «Дуэль», «Палата № 6», «Черный монах».

***

Во всем, по-видимому, противоположные позиции занимают герои «Дуэли» Лаевский и фон Корен. Некоторые интерпретации повести строятся на противопоставлении этих двух антагонистов. Чаще предпочтение отдается Лаевскому, ибо фон Корен

проповедует бесчеловечные методы исправления рода человеческого. Но при этом упускается из виду, что Чехов и здесь указал на скрытое сходство между героями, уравняв таким образом их заблуждения и отказавшись отдать предпочтение кому-то одному.

Так, еще в самом начале повести говорится о «тяжелой ненависти», которую Лаевский испытывает к Надежде Федоровне. Тот самый Лаевский, который может показаться объектом несправедливой ненависти со стороны фон Корена, «понимал, почему иногда любовники убивают своих любовниц. Сам бы он не убил, конечно, но, доведись ему теперь быть присяжным, он оправдал бы убийцу» (7, 366). Далее по ходу повести Лаевский уже сам мысленно подвергает своего противника мучительной казни: «В мыслях он повалил фон Корена на землю и стал топтать его нога-

187

Перейти на страницу:

Похожие книги

По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»
По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»

Книга Н. Долининой «По страницам "Войны и мира"» продолжает ряд работ того же автора «Прочитаем "Онегина" вместе», «Печорин и наше время», «Предисловие к Достоевскому», написанных в манере размышления вместе с читателем. Эпопея Толстого и сегодня для нас книга не только об исторических событиях прошлого. Роман великого писателя остро современен, с его страниц встают проблемы мужества, честности, патриотизма, любви, верности – вопросы, которые каждый решает для себя точно так же, как и двести лет назад. Об этих нравственных проблемах, о том, как мы разрешаем их сегодня, идёт речь в книге «По страницам "Войны и мира"».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Наталья Григорьевна Долинина

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука