Проза Чехова: проблемы интерпретации

ми. Выстрелить в ногу или в руку, ранить, потом посмеяться над ним, и как насекомое с оторванной ножкой теряется в траве, так пусть он со своим глухим страданием затеряется после в толпе таких же ничтожных людей, как он сам» (7, 427).

Права М. Л. Семанова, заметившая, что в чеховской повести разворачивается дуэль всех против всех¹. В мыслях Лаевский не менее бесчеловечен, чем фон Корен на словах, а в известной мере более изощренно бесчеловечен, чем его оппонент социал-дарвинист. Указание Чехова на это, разумеется, не случайно, эти (и другие) черты тайного сходства между идеями и представлениями героев служат еще одной иллюстрацией того, что «никто не знает настоящей правды». То, что в последний момент каждому из них удастся встать выше собственной самопоглощенности, по-человечески взглянуть на ближнего, лишь проясняет мысль Чехова о том, что между людьми гораздо больше общего, чем им кажется.

И. Эренбург так распределял авторские симпатии и антипатии между героями «Дуэли»: «Лаевский ведет себя плохо, но у него есть сердце; под влиянием жестоких уроков жизни он принуждает себя стать другим. Фон Корен увлечен наукой, прогрессом, он, однако, бессердечен.»². Но это, скорее, дочеховский характерологический прием: герой, правота идеи или пути которого в конечном счете утверждаются в произведении, наделяется в то же время какими-то заблуждениями, слабостями, ошибками, которые он постоянно преодолевает. Так, например, строил характеры и жизненные пути своих любимых героев в «Войне и мире» Толстой.

Чеховские же произведения подчинены принципиально иным по своей природе обобщениям. Оба его антаго-

188

ниста правы, оба неправы, а главное, что является ложным, не какое-либо из отстаиваемых ими положений, а абсолютизация каждым своего «личного взгляда на вещи», поглощенность каждого своей точкой зрения, их претензии на обладание правдой, их глухота и нетерпимость к тем, кто рядом. (Другое дело, что повесть строится как доказательство, обращенное именно к фон Корену: об этом говорит распределение точек зрения в повествовании.)

***

В «Палате № 6» Чехов показывает два различных характера, темперамента, два типа жизненной философии, жизненного поведения, два типа отношения к злу, существующему в действительности. У доктора Рагина - пассивность, надежды на то, что можно прожить, ни во что не вмешиваясь, ничему не мешая, убаюкивание себя философией, вычитанной у Марка Аврелия, Шопенгауэра и Мережковского. Его пациент Громов отличается от него активным темпераментом, неприятием зла, горячим протестом, надеждой на отмщение хотя бы за гробом. Протестующие речи Громова выглядят значительно привлекательнее и оправданнее, чем рассуждения Рагина. Чехов противопоставляет, сталкивает эти два антагонистических начала и строит сюжет повести как историю крушения рагинской философии.

Все это - существенная часть авторской позиции, но чаще всего при интерпретации «Палаты № 6» на этом и ставится точка.

Однако Рагин и Громов противоположны только до известного предела, дальше которого начинается их разительное сходство и общая судьба.

189

Громов: Рагин:

<Читал он очень много. Надо думать, что чтение было одною из его болезненных привычек, та

«Но зато значительно ослабел интерес к внешнему миру, в частности к книгам...»

«Иван Дмитрич совсеюТраэгаяп рассуждать иотся нию и страху» (79).

«...просит одной толькодиаградиго заключения» (114).

«Громко вскрикнул ИвбИлДмитрич. Должно б ыгь$)и его «Читает он очень многои всегда с большим удовольствием. из шести комнат его квартиры три з

«Чтение уже не захватывало его глубоко и утомляло.»

«Сдавайтесь, потому что никакие чеатрвшншсие усилия уж е1не4 рпа@у т 21)с.. «Вот она, де

«Истинное счастие невзджнDчво7tBаэ (111).

«Никита два раза ударил его в спину» (125).

Рагин, перед тем как быть помещенным в палату № 6, говорит о «заколдованном круге», в который он загнан. И история заключения Громова в палату № 6 - это история метаний в «заколдованном круге, из которого нет выхода». Оба героя разбиты, раздавлены

грубой

190

жизнью, царящей в ней пошлостью, насилием, несправедливостью. Оба бессильны в этом неравном поединке, и с полным правом в конце повести Рагин уравнивает себя и Громова: «Слабы мы, дрянные мы... и вы тоже, дорогой мой».

Оба могут противопоставить враждебным им силам только слово, только упование на будущее:

«Погодите, когда в далеком будущем закончат свое существование тюрьмы и сумасшедшие дома, то не будет ни решеток на окнах, ни халатов. Конечно, такое время рано или поздно настанет.

Иван Дмитрич насмешливо улыбнулся.