Читаем Проза Чехова: проблемы интерпретации полностью

В этих и подобных им примерах мы видим, что вопрос о различии знания «по истине» и знания «по мнению», вопрос о зависимости мнений и высказываний от порождающих и сопровождающих их условий и тому подобные вопросы гносеологического характера не раз затрагивались Толстым, как и другими русскими и зарубежными писателями2.

Но то, что у других писателей было на периферии творчества, выполняло в их романах и повестях роль отдельных заставок, этюдов и зарисовок, в художественном мире Чехова приобрело исключительно важное значение, стало одним из объединяющих его начал.

Гносеологический угол зрения на изображаемую действительность стал одним из слагаемых нового типа художественного мышления.

Сделаем оговорку. Мы говорим о гносеологическом подходе Чехова к жизни, о гносеологической проблематике его произведений, сознавая всю условность приложения к литературе философской терминологии. Не более чем аналогию можно провести между ролью, которую суждено было сыграть Чехову по отношению к русской литературе, и ролью, которую сыграли в европейской философии мыслители, интересовавшиеся по преимуществу вопросами теории познания. Мыслители, которые, подобно Сократу, в своих постоянных поисках истины подвергали критике, анализу всякие устоявшиеся, традиционные, ходячие понятия, «испытывая тех, кто считает себя мудрым, хотя на самом деле не таков», или, подобно Канту, стремились «обозреть устройство фундаментов» тех башен, которые «возводит человеческий разум». Эта аналогия, разумеется, действительна лишь до известных пределов.

26

И все-таки необходимо определенно заявить, что творчество Чехова философично в своей основе. Чехов был художником-мыслителем.

Конечно, в творчестве каждого крупного писателя, в каждом великом произведении литературы, поскольку оно затрагивает вопросы жизни и смерти, любви, человеческих отношений, целей существования и отражает определенный тип мировоззрения, можно выделить философскую проблематику. Но творчество Чехова, помимо того, что оно включает в себя весь этот извечный для художественной литературы спектр философских проблем, совершенно особым образом связано с философским осмыслением мира.

На протяжении всего своего творчества писатель будет сознательно ставить и освещать проблемы порождения, истинности, доказательности человеческих знаний, представлений, взглядов, соотнесенности их с жизнью, проверки их прочности. Не раз мы получим возможность убедиться, что процессы познания человеком мира и формы этого познания, осмысления представляют для Чехова первостепенный интерес.

Вся эта проблематика близка тому, что изучает теория познания, гносеология как особая область философии. Но разумеется, говоря о гносеологической проблематике творчества Чехова, бессмысленно искать в нем пересказ или иллюстрацию тех или иных философских тезисов. Чехов не решает, как философ, специальных вопросов теории познания. Он, как художник, пишет о человеческих судьбах, изображает социальное бытие русского человека в 80-900-е годы. Речь идет о философской концептуальной основе художественного мира. Не к исследованию природы познания самой по себе, не к иллюстрации философских положений при помощи картин и образов, а к целостному воплощению мира в свете своего «представления жизни» стремился Чехов в своих произведениях. И творчество его философично

27

в ином смысле, нежели творчество других великих художников - таких, как Толстой и Достоевский.

Нередко философская основа творчества Чехова вообще отрицается. «В прозе Чехова «философская тема» не имеет - и не может иметь - самостоятельного значения»3- одно из многих характерных выражений такой точки зрения. Но при этом имеется в виду явно дочеховское понимание «философской темы».

Когда современные писателю критики говорили об «отсутствии какого бы то ни было объединяющего идейного начала» у Чехова, под объединяющим идейным началом понималась какая-либо идея, доктрина, проблема конечного, догматического порядка. «Громадное влияние любви на судьбу и людей и людских дел», о котором писал Гончаров4, «самосовершенствование в духе религиозном», которое занимало творческое сознание Достоевского 5, задача «очеловечить евангельское учение», которая

осознавалась Лесковым как «самая благородная и вполне своевременная»

6

(этот ряд самоопределений можно было бы продолжить), - отсутствие такого рода объединяющей идеи или проблемы у Чехова, действительно, отличает его от большинства предшественников или современников. Еще менее приемлемым писатель считал прямое теоретизирование в литературе: «К черту философию великих мира сего! Она вся, со всеми юродивыми послесловиями и письмами к губернаторше, не стоит одной кобылки из «Холстомера» (П 4, 270).

28

Перейти на страницу:

Похожие книги

По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»
По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»

Книга Н. Долининой «По страницам "Войны и мира"» продолжает ряд работ того же автора «Прочитаем "Онегина" вместе», «Печорин и наше время», «Предисловие к Достоевскому», написанных в манере размышления вместе с читателем. Эпопея Толстого и сегодня для нас книга не только об исторических событиях прошлого. Роман великого писателя остро современен, с его страниц встают проблемы мужества, честности, патриотизма, любви, верности – вопросы, которые каждый решает для себя точно так же, как и двести лет назад. Об этих нравственных проблемах, о том, как мы разрешаем их сегодня, идёт речь в книге «По страницам "Войны и мира"».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Наталья Григорьевна Долинина

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука