Проза Чехова: проблемы интерпретации

Как оценить подобное понимание «коренной причины» и подобный рецепт? Но прежде всего - как соотносится эта позиция героя с позицией автора? Вот вопросы, которые неизбежно должны вставать перед интерпретатором чеховского рассказа.

И. Эренбург снимал вопрос о дистанции между этими двумя позициями («Антон Павлович, а в данном случае доктор Королев, говорит.»). Но дистанция существует. Все в рассказе увидено глазами героя, и проблемы фабричной жизни характеризуются лишь в той степени, в какой они воспринимаются и решаются человеком определенного типа.

Оставаясь только в пределах высказываний и размышлений героя, с присущими им непоследовательностью, расплывчатостью, ограниченностью и т. п. атрибутами, мы анализируем лишь его точку зрения, субъективная обусловленность которой последовательно подчеркивается автором. Сколь большой ни является в данном случае близость автора к герою в их отношении к капитализму, полное представление об авторской позиции мы можем получить, лишь поднявшись от анализа повествовательного уровня к анализу хода мысли автора, отразившихся в данном случае в композиции рассказа.

Автор ведет героя от «казалось» к «оказалось», и таким образом указывает на обстоятельства, которые не принимаются в расчет при неправильной постановке вопроса о фабричной жизни и которые должны быть учтены при правильной. Отметим, далее, что решение «вопроса» героем не становится завершающим рассказ апофеозом: оно озарило и ушло. Рассказ кончается светло, спокойно, с чувством уверенного оптимизма - и не только потому, что «коренная причина» и рецепт героем найдены. В неменьшей степени это звучание финала создается благодаря мотиву найденного взаимопонимания между двумя хорошими людьми.

271

Единение в мыслях и настроениях двух симпатичных героев, Королева и Лизы («для него не было ясно, что так думала и она сама, и только ждала, чтобы кто-нибудь, кому она верит, подтвердил это»), - это также авторское указание на «правильную постановку вопроса».

Такое преодоление разобщенности между героями - вещь очень нечастая в чеховском мире. О чем бы ни писал Чехов - о родственных союзах, о любви, об отношениях между людьми одного города, - он говорит об иллюзорности связей, о трудностях установления подлинного взаимопонимания. И тема разобщенности, обособленности может показаться доминантой чеховского творчества¹. Но тут необходимы уточнения. Тема «всеобщего разъединения», как бы громко она ни звучала, является частной темой, она подчинена всеохватывающему чеховскому интересу к проблемам ориентирования человека в действительности, осмысления жизни. Ибо причины разобщенности людей в мире Чехова - в существовании множества «правд», в поглощенности людей этими отдельными «правдами», мешающей прийти к единому пониманию, в том, что даже «хорошие мысли» хороших людей кажутся другим, тоже

хорошим людям, неприемлемыми, «не из той оперы».

Чеховская тема трудностей человеческого общения и понимания не переходит грань, за которой начинается чисто модернистская тема невозможности установления контактов, абсолютной некоммуникабельности. Но до «Случая из практики», пожалуй, лишь два рассказа, «Красавицы» и «Студент» (отчасти - «Дама с собачкой»), полностью посвящены преодолению разобщенности, нахождению общего и единого понимания вещей и явлений. В других произведениях этот мотив мелькает

272

редко и только оттеняет всеобщую разъединенность и неимоверные трудности на пути к истинному взаимопониманию. Тем значительнее звучит мотив обретенного единения в тех случаях, когда Чехов вводит его в свои произведения.

И лишь принимая во внимание то очевидное, но не всегда учитываемое обстоятельство, что кругозор героя подчинен логике развертывания авторской мысли, мы можем ставить вопрос об оценке взглядов Чехова на конкретную, специальную проблему «фабричной жизни».

О чем свидетельствует та оценка фабричной жизни, к которой подводится автором герой «Случая из практики»? Ее «экономическая и социальная наивность» часто прямо или косвенно подразумевается при интерпретации рассказа. «Причины неизвестны» - обычный вывод героев Чехова, сталкивающихся с самыми различными сферами действительности (вспомним суждения Васильева из «Рассказа без конца» или Алехина, героя рассказа «О любви»), так что представление о дьяволе как первопричине зла капитализма может в самом деле заслужить упрек в расплывчатости и наивности. Но гораздо плодотворнее, характеризуя социальные оценки Чехова, не проглядеть другого, более важного.