Читаем Проза Чехова: проблемы интерпретации полностью

Историко-сравнительный анализ произведений художественной литературы. Л., 1974, с.

177-191;

Бердников Г. И.

«Дама с собачкой» А. П. Чехова. Л., 1976, с. 44-46 и др.

2См.: Фортунатов Н. М. Музыкальность чеховской прозы (Опыт анализа формы) // Филологические науки, 1971, № 3, с. 14-25; Он же. Ритм

художественной прозы. // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л., 1974, с. 173-186.

Последние «рассказы открытия»

В «Даме с собачкой» тема легкого конца вытесняется темой трудного начала, и это вариант давнего чеховского типа рассказов об опровержении иллюзии, об отказе от стереотипного представления, о преодолении шаблонного типа поведения. Зерном такого типа рассказов является ситуация «казалось-оказалось». В произведениях последних лет Чехов вновь и вновь возвращается к ней, исследуя все новые попытки сориентироваться во все более усложняющейся действительности.

Подобно тому как студент Васильев («Припадок») лишь понаслышке знал о публичных домах, ординатор Королев («Случай из практики») «.фабриками никогда не интересовался и не бывал на них. Но ему случалось читать про фабрики , и когда он видел какую-нибудь фабрику издали или вблизи, то всякий раз думал о том, что вот снаружи все тихо и смирно, а внутри, должно быть.».

Мы уже знаем, что по законам чеховского мира дальше должно излагаться некоторое первоначальное представление героя, которое затем обнаружит свою упро-

268

щенность, будет опровергнуто, а в противоположность ему будет показано истинное, то есть несравненно более сложное положение вещей. Как в «Припадке», показан и источник первоначального представления: «это понятно и легко укладывается в мысль только в газетной статье или в учебнике.»

Априорное представление Королева о фабриках, основанное на газетных статья и учебниках, таково: «непроходимое невежество и тупой эгоизм хозяев, скучный, нездоровый труд рабочих, дрязги, водка, насекомые» (10, 75). Следующая фраза о рабочих, в походке которых Королев угадывал «физическую нечистоту, пьянство, нервность, растерянность», свидетельствует о том, что вторая половина априорного представления героя подтверждается. А далее весь рассказ уйдет в другую сферу фабричной жизни, сосредоточится на жизни хозяев.

И тут, как увидим, первоначальное представление героя, действительно, меняется, хотя и не опровергается. Хозяева оказываются подвержены нормальным человеческим чувствам: Ляликова в отчаянии и скорби из-за болезни единственной дочери, на лице у Лизы «мягкое страдальческое выражение, которое было так разумно и трогательно». Несчастливы обе они, и владелица фабрики, и наследница ее миллиона; блаженствует одна вульгарная, назойливая гувернантка.

В рассказ входит острая социальная тема, речь идет о капитализме первоначального периода, когда фабрики строились в деревнях и можно было вырасти в Москве, имея о фабриках лишь самое общее представление. Но как и в свое время в «Припадке», не социальное явление само по себе, а осмысление этого явления человеком определенного типа становится предметом изучения и изображения.

Самое общее исходное представление героя, очевидно, сводится к отрицательному отношению к капитализму, к уверенности, что фабричная жизнь есть средото-

269

чие зла. Но «случай из практики» дает герою возможность задуматься над «коренной причиной» этого зла.

Присмотревшись, Королев приходит к выводу, что живущая в свое удовольствие Христина Дмитриевна только «подставное лицо». Главный же, для кого здесь все делается, - это дьявол. Для Королева дьявол - это «неведомая сила», вызвавшая «грубую ошибку, которую ничем не исправишь». И еще дважды будет повторено: «сила неизвестная», «неизвестная таинственная сила».

В целом представление Королева о жизни весьма характерно для постоянного

чеховского героя, «среднего человека»: он бессилен сориентироваться в той «каше, какую представляет из себя обыденная жизнь, в путанице всех мелочей, из которых сотканы человеческие отношения» (10, 82). Как всегда, подобное представление о жизни и человеческих отношениях («каша», «пожар в театре», водоросли, перепутавшиеся в темной воде, «непонятный и враждебный мир» и т. п.) вырастает у чеховского героя - Иванова, Васильева, Ивашина, Соболя, Якова Бронзы - из-за столкновения с определенной конкретной областью действительности, будь то проституция, голодный год, любовные пли семейные коллизии. В «Случае из практики» герой приходит к выводу, что все, чем порождена современная фабричная жизнь, непонятно, неизвестно, словно совершено дьявольским обманом. Сами человеческие отношения при капитализме - «грубая ошибка», «логическая несообразность», «неизлечимая болезнь», обмануты дьяволом «и те и другие» - и хозяева и рабочие.

Такому пониманию «коренной причины» болезни соответствует и рецепт, предлагаемый Королевым Лизе Ляликовой: ей нужно поскорее оставить фабрику, «оставить этого дьявола, который по ночам смотрит». Побросать все и уйти, как это непременно сделают «наши дети и внуки».

270

Перейти на страницу:

Похожие книги

По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»
По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»

Книга Н. Долининой «По страницам "Войны и мира"» продолжает ряд работ того же автора «Прочитаем "Онегина" вместе», «Печорин и наше время», «Предисловие к Достоевскому», написанных в манере размышления вместе с читателем. Эпопея Толстого и сегодня для нас книга не только об исторических событиях прошлого. Роман великого писателя остро современен, с его страниц встают проблемы мужества, честности, патриотизма, любви, верности – вопросы, которые каждый решает для себя точно так же, как и двести лет назад. Об этих нравственных проблемах, о том, как мы разрешаем их сегодня, идёт речь в книге «По страницам "Войны и мира"».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Наталья Григорьевна Долинина

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука