Вот однажды ночью он слышит: «встань» —говорят, и еще чего-то,ну «табань» или там «тамань»,и встает, давя кулаком зевоту.Никого ни в горнице, ни в сенях,развалилось в небе, что в тех санях,полнолунье с ведром сметанки.На земле же глухо, как в танке.А земля в оврагах, в голодных ртах,и стоит босой да в одних портахбедный пьяница на крылечке,словно перст в световом колечке.И тогда-то с ним невидимая силакак с любимым женихом заговорила,и гудела, и нудила, и корила —дескать, я ли тебя, гада, не поила,не давала на просторах сеновала,а тебе оно все плохо или мало,а тебе мое ничто мое не мило…И пошла-пошла-пошла давить на жалость,словно баба, понимающая слабо.Разбежалась,что бы, кабы.«Ты ж припадошный, ты без меня сопьесси,ты ж задаром пропадешь и не вернесси,не увидишь дорогую Балашиху,Юльку, Ларочку и бабку-сторожиху,я ж за пазухой держу тебя в покое,как в приемном берегу тебя покое,чтобы ты не натворил чего не надо,моя лада.Ты ж не помнишь, ни когда на свет родился,ни зачем и почему сюда явился,ты ж не выдержишь без женского пригляда,моя лада.Поживи-ка без меня, моя голуба,позовешь еще, попросишь воротиться!»И точно. К утру, при пустой погоде,событья меняют расположенье,сперва происходит их умноженье,потом закручиваются вродекакой-никакой воронки.Пора постоять в сторонке.