Проза Лидии Гинзбург. Реальность в поисках литературы

Таким образом, коллективный литературный герой Гинзбург – представитель русской культурной интеллигенции, человек ее поколения, который, как и она, в подростковом возрасте приветствовал Октябрьскую революцию и расцвел в атмосфере новых возможностей, которые открывались в начале 20‐х годов. Таков был тип человека, соответствующий знаменитому описанию в поэме Бориса Пастернака «Высокая болезнь» – одновременно «дурак, герой, интеллигент…», идеалист, который «печатал и писал плакаты / Про радость своего заката»[794]. Начиная с рубежа 20–30‐х годов гуманитарная интеллигенция, состоявшая из «попутчиков» революции, встала перед своей основной дилеммой – быть или не быть заодно с господствующим «правопорядком» под властью Сталина. По мнению Гинзбург, соблазн участвовать в деятельности власти в годы сталинизма лаконично описывался строками Пастернака «Труда со всеми сообща / И заодно с правопорядком»[795]. Впрочем, поскольку Гинзбург считала невозможным функционирование «вне путей Октябрьской революции», как могла интеллигенция продолжать функционировать на путях революции или рядом с ними, одновременно сохраняя свои принципы и свою историческую функцию?[796] Гинзбург отслеживает, какими способами ее герои лавировали между немногочисленными возможностями для действия, чтобы жить, работать и творить в суровых условиях 1930–40–50‐х годов и последующих периодов, – отслеживает, видя в этом трагедию своего поколения. Она исследует и другие проблемы самореализации: то, как женщины выбирают между карьерой и семьей, то, как незамужние женщины, в том числе скрытые лесбиянки, спасаются от чувства сексуальной униженности, порожденного превратными представлениями об их жизни, которые складываются у окружающих. В условиях катастрофически опустошительной Ленинградской блокады Гинзбург анализирует, как описываемые ею люди, чья психика травмирована, изобретают себе новые автоконцепции, после того как едва избежали крайнего истощения и смерти. На протяжении десятилетий она прослеживает, как интеллектуалы взаимодействуют с институтами власти в своей сфере: с университетами, издательствами, Союзом писателей.

Тот факт, что Гинзбург изучала представителей интеллигенции, помогает объяснить ее склонность воспринимать автоконцепции как сознательные и целенаправленные построения: она исходит из аксиомы, что при выработке своих автоконцепций интеллектуалы проявляют больше осознанного артистизма, чем прочие люди. Вот как Гинзбург в записной книжке 1936 года предварительно формулирует понятие «автоконцепция»:

Человек (особенно интеллигент) есть тварь идеологическая. Существовать он может как угодно разрозненно и случайно, но, но [sic] мыслит себя он в обязательной связи элементов; связь элементов образует автоконцепцию. Автоконцепция это осознание и эстетическое упорядочение эмпирического хаоса душевной жизни. Эстетическое упорядочение дает человеку то, что ему так нужно – ощущение самоценности. Человек психологически украшается своей силой, если он силен; если нет, – он украшается своими слабостями; во всяком случае он свое возьмет[797].

Здесь автоконцепция возникает как некое эстетическое украшение, но одновременно как нечто жизненно важное и неизбежное. В осажденном Ленинграде Гинзбург пишет в записной книжке под заглавием «Слово» кое-что похожее о создании автоконцепции, которая надстраивается над физическими и психологическими свойствами человека «для переживания ценностей», а также «для интереса и красоты»[798]. Крепкие автоконцепции служат защитной броней в социальной сфере, где идет ожесточенная борьба, благодаря им люди «берут свое» (а значит, те, у кого благодаря их характеру хорошо получается выстраивать автоконцепции, наверняка обречены на успех). На кон поставлено очень много: автоконцепции, которые анализируются ниже, формируются в период, который Гинзбург часто называет «безбытное время», – период, когда культуры досуга не существовало[799]. Представляя выстраивание автоконцепции как эстетический процесс, Гинзбург, возможно, переоценивает фиктивный или символический аспект автоконцепций в ущерб неподдельной боли и страданиям людей. Со свойственной ей самокритичностью она сознавала, что склонна переоценивать этот аспект[800].

Структуры исторических личностей: методы Гинзбург