Проза Лидии Гинзбург. Реальность в поисках литературы

В самой драматичной части «Из беспорядочных записок N. N.» описывается отъезд героини с вокзала. Пока его любимая прощается с другими, Вася, стоя поодаль, внимательно наблюдает. Его прощальный жест машинален и продиктован поведением героини: твердое рукопожатие на расстоянии вытянутой руки. Однако, после того как третий звонок возвещает, что поезд вот-вот отправится, Вася внезапно делает более интимный финальный жест:

Ни на кого не глядя, я притиснулся вплотную к окошку, так чтобы просунуть через него голову во внутрь купэ.

Не помню ее лица в ту минуту, ни того как выглядела ее рука, и как именно она лежала на обычной деревянной дощечке, заменяющей стол в вагонах, должно быть я ничего этого и не видел, но помню отчетливо знакомое ощущение нежного и как будто несколько холодного прикосновения этой руки к моим губам, и то что мой поцелуй был как никогда долог и выразителен.

Я как-то забылся в нем, когда неожиданно обрывая это медлительное и глубокое ощущение, возникло другое – легкое ощущение ее поцелуя на моих спутанных волосах. Такое легкое, что казалось оно донеслось издалека и тотчас же погасло.

Это была точка.

Вытаскивая голову из окошка я больно ударился о край и это совсем неожиданная физическая боль обрадовала меня.

У нее просили цветов. Она стала раздавать всем, от волнения плохо справляясь со всеми этими стеблями и колючками.

– Держите, Вася!

И я принял из ее рук пучок васильков. Пять темных васильков, не считая бутонов» («Из беспорядочных записок N. N.», 22–24).

В этот момент Вася пробуждается от оцепенения, переходя из состояния, когда человек видит, ничего не чувствуя, в состояние, когда человек чувствует, ничего не видя. Он отбрасывает застенчивость, дерзко просовывая голову в окно купе. Затем он прощается почти без слов, а единственную реплику произносит только героиня, раздавая друзьям цветы. Теперь становится ясен символический смысл имени героя – оно отсылает к «василькам». У поступка героя есть биографическая основа: в дневнике Гинзбург пишет, что сохранила «прощальные васильки», подаренные ей Р. при отъезде в Москву («Дневник I», 164). Нарекая своего героя Васей, она умножает силу жеста: Р. Зеленая, сама того не ведая, предопределила идентичность альтер эго Гинзбург.

Этот пассаж напоминает типичный для реалистической прозы трехмерный мир, зримый и осязаемый, без которого Гинзбург в своих позднейших текстах о любви станет обходиться. В других пассажах, где каждый поцелуй описывается с затейливой детальностью, мы видим, что сотворение вымышленного мира с помощью образа Васи, по-видимому, раскрепостило автора, позволив описывать тонкие физические нюансы любви, которых нет в других текстах Гинзбург. Но вместе с тем повествователь, который ведет рассказ в первом лице, отличается от более поздних героев – таких, как Оттер и Эн, – тем, что ценит момент самозабвения и отсутствия анализа. Поцелуй героини эфемерен и тем самым одухотворяет и утешает, служа примером Вечной Женственности. Переживания Васи скорее тягостны, но Ее поцелуй исцеляет его от физической боли в голове, вызванной ушибом, снимает порожденное моментом чувство неловкости.

В «Беспорядочных записках», где нарратором служит Вася, Гинзбург, по-видимому, поддается соблазну романтических излияний, оказывающих паллиативный эффект. Решение прибегнуть к фикционализации дает автору свободу, чтобы заняться «приумножением дорогих мгновений»; это созвучно ее интерпретации Вейнингера. Гинзбург опасалась романтической высокопарности (как она замечала, «от прекрасного один шаг до безвкусного»), и чувство дискомфорта, которое внушала ей высокопарность, дало дополнительный резон внести в сцену что-то комичное: то, как Вася в состоянии экстаза ударяется головой о раму вагонного окна. В целом, однако, Вася приемлет свою индивидуальность и даже свое состояние отвергнутого возлюбленного.