В мае 1750 года императрица определилась, наконец, по поводу судьбы морских штатов в целом, но все еще колебалась насчет будущего Морской академии. 4 мая 1750 года кабинет-секретарь барон Черкасов проинформировал генерал-прокурора князя Н. Ю. Трубецкого, что государыня «изволила иметь намерение учинить определение о Морской академии». Герольдмейстерской конторе следовало поэтому подготовить доклад, в котором указывалось бы, сколько молодых дворян было определено в службу в предшествующие годы, включая данные об их возрасте и количестве имеющихся у них крепостных. Запрос этот, похоже, представлялся не слишком срочным, потому что ответ на него поступил лишь 17 января следующего года705
. 31 мая 1751 года Сенат, наконец, подготовил свои предложения по поводу нового училища и 2 июля представил их императрице706.Окончательное решение, однако, было принято Елизаветой лишь еще один год спустя, в декабре 1752 года. Документ, которым создавалось новое учебное заведение, имел форму совместного «разсуждения» Адмиралтейств-коллегии и Сената, утвержденного императрицей, и он действительно в основном повторял адмиралтейские предложения 1748 года. Ключевые коррективы, внесенные сенаторами, сводились к замене названия с Морского академического корпуса на Морской кадетский корпус и сокращению штата с 500 до 360 учеников. Соответственно, расходы на него устанавливались на уровне 46 561 рубля в год, на треть меньше, чем выделялось на Сухопутный шляхетный кадетский корпус – и меньше, чем предполагалось в более ранних предложениях Адмиралтейства. И Морская академия, и московская Навигацкая школа ликвидировались, прекращали существование и гардемарины как отдельная воинская часть (впредь гардемаринами будут именовать старший класс создаваемого училища): все они растворялись в составе создаваемого корпуса707
.Новое училище, как это вновь и вновь подчеркивается в официальных документах, должно было содержаться «во всем по примеру [Сухопутного Шляхетного] кадетского корпуса». Но хотя проект, одобренный Елизаветой в 1752 году, детальнейшим образом учитывал все требуемые для создания и функционирования школы расходы, а также содержал исчерпывающий перечень офицеров, учителей и низших служителей, в нем ничего не говорилось о педагогических принципах: это различие особенно бросается в глаза при сопоставлении данного текста с уставными документами минихова корпуса или с остермановским проектом реформы Морской академии. Не видим мы и стремления составлявших документ моряков регламентировать повседневную жизнь в Морском кадетском корпусе – в проекте не прописаны механизмы дисциплинирования, нет попыток определить функции и прерогативы различных должностных лиц внутри школы.
Составление подобных детальных регламентов в итоге стало делом рук самих служащих нового учебного заведения. Регламент, разработанный в Морском кадетском корпусе к 1756 году, кодифицировал, среди прочего, полномочия директора и других должностных лиц. В последующих версиях документа эти полномочия постепенно расширялись; росла также роль «канцелярии» как особого органа управления, несмотря на то что в указе о создании Морского кадетского корпуса она даже не упоминалась. Дополнительные документы, составлявшиеся в корпусе в конце 1750-х – начале 1760-х годов, регулировали такие вопросы, как надзор за учащимися, включая и введение специально для этого должности дежурного офицера, а также наказания за леность и иные прегрешения708
. Сходным образом, когда в 1764 году в Морском кадетском корпусе была введена должность «главного инспектора», занявший ее Г. А. Полетика начал с составления развернутых предложений, призванных устранить «замешательное состояние» в корпусе. Предлагаемые им меры включали обязательное использование учебника (ранее многие учителя преподавали на основе рукописных конспектов собственного сочинения), введение фиксированного периода приема новых учеников (до того времени зачисление новых учащихся во всех школах происходило по мере их явки на протяжении всего года), стандартизацию методов преподавания и расширение права учителей наказывать учащихся709. Говоря иначе, нововведения эти помогали обосновать саму потребность в «главном инспекторе» и очертить новую административную функцию, связанную с «надзиранием» и дисциплинированием, выполнять которую, конечно, должен был сам автор регуляций Г. А. Полетика.