Однако несмотря на все усилия Белосельского и на кажущуюся благорасположенность к нему императрицы, надежды князя встать во главе флота пошли прахом. Всего несколько месяцев спустя после представления им своего доклада, в мае 1749 года, Елизавета назначила главой Адмиралтейств-коллегии адмирала кн. М. М. Голицына; раздосадованный Белосельский перестал даже посещать заседания Коллегии716
. Летом 1750 года он оказался в центре масштабного следствия о «непотребстве» в Санкт-Петербурге, начавшегося по приказу Елизаветы и произведшего большое впечатление на столичное общество. Как оказалось, новый дом Белосельского на набережной Мойки, недалеко от Синего моста, был одним из наиболее значимых злачных мест в городе: десятки проституток занимались своим ремеслом буквально у него на заднем дворе. Наиболее известная среди них, Анна-Кунигунда Фелькер по прозвищу Дрезденша, заведовала самым роскошным заведением в городе, которое посещали представители аристократических семейств, гвардейские офицеры, императорские пажи и иностранные дипломаты. Князь Михаил не мог не знать об этом заведении, поскольку в нем бывали его собственные сыновья, адъютанты и ближайшие родственники, включая одного из Чернышевых, брата его жены. Морской караул, приставленный к Белосельскому как адмиралу, помогал поддерживать порядок на этих «вечеринках», флотский оркестр развлекал гостей, а дворецкий князя улаживал неприятности с полицией. Один из арестованных в ходе расследования сводников показал, что однажды в конце июня 1750 года князь вернулся из императорской резиденции в Петергофе и, «незнаемо с какого случая», приказал выгнать всех жильцов и забить окна досками: несомненно, у Белосельского состоялся нелицеприятный разговор с государыней на эту тему717. Могло ли быть, что Елизавета знала о причастности Белосельского к этим «вечеринкам» уже 1749 году и что это повлияло на ее решение поставить во главе флота кн. М. М. Голицына? Так или иначе, уже в конце 1752 года Белосельский опять сопровождал государыню в Москву, а в 1753 году даже обращался к ней с просьбой о повышении718. Однако дальнейшего участия в реформировании Морской академии Белосельский больше не принимал, а в начале 1755 года скончался от чахотки.Тем временем, эти обсуждения и изнурительные попытки добиться от государыни хоть какого-то решения касательно Морской академии подтолкнули к действию еще одного участника заседаний в Адмиралтействе, Воина Яковлевича Римского-Корсакова (1702–1757). Подобно князю Белосельскому, Римский-Корсаков сделал блестящую карьеру, ни разу не отличившись в морском сражении. В 1715 году он был зачислен Петром в новооткрытую Морскую академию, а уже через год определен в гардемарины и отправлен одновременно с И. И. Неплюевым и другими «волонтерами» учиться в Европу, в военно-морскую школу в Тулоне. Во Франции он был принят во флот сперва гардемарином, затем произведен в младшие лейтенанты, а в 1722 году и в лейтенанты. Отучившись и прослужив во Франции почти 8 лет, в 1724 году Римский-Корсаков вернулся в Россию, успешно прошел обычную для обучавшихся заграницей экзаменовку и получил российский чин унтер-лейтенанта флота. Среди современников он прославился эпизодом, связанным с его щегольскими штанами. И. И. Голиков приводит анекдот, в котором император, известный своей прижимистостью в бытовых вопросах, публично делает выговор недавно вернувшемуся из Парижа молодому офицеру: «Корсаков! штаны-то на тебе такие, каких не носит и Государь твой. Смотри, чтоб я с тобою не побранился; это пахнет мотовством; я ведь знаю, что ты небогат». Согласно другой версии этого анекдота, которую сам же Корсаков с удовольствием рассказывал своему тестю и соученику по Тулону И. И. Неплюеву, Петр однажды заметил его на улице Петербурга разряженным в щегольские белые штаны и шелковые чулки. Подозвав Римского-Корсакова к себе, государь завел с ним разговор, тем самым вынудив франта шагать рядом с императорской коляской до тех пор, пока его наряд не был полностью забрызган грязью719
.