Прожектеры: политика школьных реформ в России в первой половине XVIII века

Наконец, ничего не говорится в документе прямо и о предполагаемой в корпусе программе обучения – делать какие-то выводы о ней мы можем лишь на основании штатного расписания. Из него следует, что в корпусе предполагалось иметь одного профессора с неопределенными функциями, остальной же преподавательский состав распадается на три блока. С одной стороны, Римский-Корсаков полагал необходимым иметь 14 мастеров и подмастерьев навигации, артиллерии и инженерного дела, привлекая к ним в помощь из адмиралтейства еще трех специалистов в области корабельной архитектуры и такелажа. С другой стороны, налицо блок «дворянских» наук: упоминается по паре фехтмейстеров и танцмейстеров, а также три учителя рисования. Общеобразовательная же часть программы совершенно рудиментарна. В корпусе планировалось иметь 5 мастеров для обучения иностранным языкам, набор которых отражает узко профессиональную ориентацию программы: двое из них должны были обучать английскому (изначально его предполагалось преподавать и в Сухопутном шляхетном кадетском корпусе, однако роль его в программе была маргинальной, и он не был востребован учениками), а один – совсем уж экзотическому с точки зрения общедворянской культуры голландскому языку. При этом учителей немецкого иметь не предполагалось вовсе. Для обучения русской грамоте следовало выделить лишь четырех преподавателей неясного статуса. Как мы видим, Римский-Корсаков не только не планировал обеспечить преподавание «вышних наук», вроде истории или географии, предусмотренных программой и Кадетского корпуса, и остермановской академии, но даже и не озаботился вопросом о массовом обучении молодых дворян арифметике и геометрии. Ежегодные расходы на это училище, в котором предлагалось содержать 200 кадетов и 150 штурманских учеников, должны были составлять 52 461 рубль, что лишь немногим меньше, чем в адмиралтейском предложении 1747 года.

Примечательно также, что в документе нет никаких упоминаний и о планах, разрабатывавшихся на всем протяжении 1740-х в Адмиралтействе (в том числе, и с собственным участием Римского-Корсакова): данный проект адмирал пишет от себя лично. Это не бумага, поданная по нормальным служебным каналам, как следовало бы: если предложения Адмиралтейства носили коллективный, обезличенный характер и направлялись по инстанции в Сенат, то преамбула проекта Римского-Корсакова имеет форму личного обращения к монарху от ревнующего об интересах службы подданного. Реализация проекта связывается именно с фигурой его автора: хотя Римский-Корсаков и не просит прямо о назначении начальником нового корпуса, это очевидно подразумевается. Адмирал берется «чрез три года иметь в корпусе в теории достойных офицеров» и просит полной свободы в укомплектовании штата предлагаемого учреждения: «токмо чтобы во избрании к тому корпусу как офицеров, так и протчих чинов людей было мне дано на волю». Разумеется, находим мы здесь и отсылку к памяти Петра I и его усилиям по созданию русского флота, а сама Елизавета представляется как достойная наследница своего отца.

Помог ли этот проект карьере Римского-Корсакова, неясно. Елизавета, похоже, была недовольна его действиями в кампанию 1751 года, и после окончания навигации его перевели из Адмиралтейств-коллегии в Кронштадт722. Соблазнительно предположить, что в условиях этой полуопалы само обращение к монарху с подобным образовательным проектом могло рассматриваться Римским-Корсаковым как удобный повод привлечь внимание императрицы к своей персоне и продемонстрировать свое служебное рвение. И в самом деле, хотя предложение его так и осталось без движения и содержательно никак не повлияло на облик Морского кадетского корпуса, уже на следующий год Римский-Корсаков был возвращен в состав Адмиралтейств-коллегии и пользовался милостью Елизаветы, сопровождая ее в Петергоф и в других поездках.

«ГРАФСКИЙ ДОМ НАПОЛНЕН БЫЛ ТОГДА ВЕСЬ ПИСЦАМИ»