К концу петровского царствования сфера полномочий директора Морской академии существенно расширилась: теперь он стоял во главе всех училищ, подведомственных Адмиралтейству. Процесс этой централизации управления школами был, однако, постепенным и в значительной мере неформальным, основанным не на каком-то плане, но на разовых, сугубо ситуационных решениях, принимаемых по разным случаям различными инстанциями. Насколько нам известно, Сент-Илер никогда не считал, что имеет какое-то отношение к московской школе: сама идея оставить часть учеников и учителей в старой столице была, как мы видели, случайностью. Точно также не вполне очевидно, что Матвееву изначально поручали управлять помимо академии еще и Навигацкой школой. Обращаясь в этой связи к Сент-Илеру, Апраксин писал, что государь указал Матвееву «навигацкие школы ведать», во множественном числе – но имел ли он в виду все учебные заведения морского ведомства или же лишь недавно основанную Морскую академию?488
Последнее вполне вероятно, поскольку Апраксин рассматривал академию не как единую институцию, но как набор отдельных «школ»-классов под руководством индивидуальных учителей. Соответственно, в другом письме адмирал именует тридцать учеников академии, изучающих геодезию с Фархварсоном, «геодезической школой» и настаивает, что Сент-Илеру эта «школа» больше не подчиняется. Не менее примечательно, что «навигацкими школами» Апраксин величает здесь Морскую академию, очевидно, не делая терминологического различия между этими училищами.Неясно и как понимал свой мандат сам Матвеев: Петру он писал, что принимает на себя лишь «попечение о академии»489
. В январе 1716 года, однако, Магницкий получил указания о зачислении учеников в Навигацкую школу «за подписью руки графа Матвеева»: из этого следует уже расширительное толкование графом своих полномочий490. Когда Скорняков-Писарев сменил Матвеева, ему также было поручено возглавить «академию», без уточнения, что именно включал в себя этот мандат491. Соответственно, среди многочисленных вопросов, которые он направил Апраксину, была и просьба прояснить, следовало ли ему брать на себя также и управление московской школой: «И московскую школу мне ли иметь под ведением?» Апраксин отвечал утвердительно: «Московскую школу <…> изволите иметь в полном ведении», не указывая, впрочем, кто принял такое решение – он сам, или царь492. В 1719 году полномочия Скорнякова-Писарева расширились еще больше: под его «ведением и смотрением» теперь находились также цифирные школы во всей огромной Санкт-Петербургской губернии, а также «навигаторы», отправленные учительствовать в Москве и Вологде493. В итоге, когда Скорнякова-Писарева сменил Нарышкин, он принял под свою команду уже «с. петербургскую и московскую и другие школы обретающиеся в губерниях»494.Говоря шире, чего мы не находим у Петра и его сподвижников, так это попыток сформулировать, что же именно они понимают под хорошим преподаванием, помимо самых общих призывов «учить неленостно». Определение методов и темпов обучения, способов оценки знаний и способностей учеников и так далее оставлялось на усмотрение самих учителей. В одном из тех редких случаев, когда в официальных документах все-таки заходит речь о методах преподавания, дискуссия эта при ближайшем рассмотрении оказывается побочным продуктом предпринимавшихся учителями попыток снять с себя ответственность, определить и отстоять свои полномочия, зафиксировать свой административный статус. Обмен мнениями, о котором идет речь, произошел сразу после смерти Петра и в итоге не только привел к пересмотру принятого ранее самим монархом решения, но и стал заметным шагом к регулированию деятельности учителей: Адмиралтейство впервые подробно рассмотрело принципы обучения и зафиксировало их в официальных документах.