Прожектеры: политика школьных реформ в России в первой половине XVIII века

Обращаясь в этом контексте к начальству, Магницкий писал о своих побудительных мотивах весьма откровенно. Во-первых, указывал он, вместо положенных 500 учеников его школа сейчас насчитывает только 181. Во-вторых, лучшие из имеющихся учеников часто привлекаются Адмиралтейством в качестве счетчиков денег (в то время любая сдача-приемка денежных сумм была весьма трудоемкой операцией, требующей физического пересчета наличности – то есть буквально целых бочонков с монетой). Разумеется, это отвлекает их от учебы, иногда на месяцы, и по окончании такой командировки ученикам требуется много времени, чтобы вспомнить ранее пройденное – или же они вообще не возвращаются в школу. Остаются, таким образом, по большей части те ученики, кого не сочли достойными продолжать учебу в Санкт-Петербурге. Некоторые из них никуда не годятся как «великие ленивцы и моты», так что «плода довольного от них быть не может». Другие не могут как следует учиться из-за того, что их жалованье выплачивается с хроническими задержками, якобы из-за неспособности комиссара Арцыбашева обеспечить своевременное получение причитающихся школе сумм.

Мораль истории в изложении Магницкого была довольно проста: учитель был «опасен, чтоб к нему не причлось» за прискорбные последствия, которые не могли не последовать из всего этого неустройства. Он пытался снять с себя ответственность, указывая на независящие от него обстоятельства, и документально зафиксировать тот факт, что заранее предупреждал начальство о грядущих проблемах. Никакого решения, впрочем, Магницкий не предлагал. Гораздо больше его интересовало сведение счетов со своим соперником в школе, комиссаром Арцыбашевым, который якобы не только «во всяких касающихся школьных нуждах чинил во всем остановку», но и не исполнял присылаемые от Нарышкина указания и даже «свою должность оставил и отъехал в деревню <…> да и по всему от управления отбывает и тщания не имеет». Более того, Арцыбашев, якобы, «с ним Магницким о исполнении по оным [полученным от Нарышкина распоряжениям] не советует[ся]»501.

Обращение Магницкого породило оживленную переписку, которая, в свою очередь, заставила заинтересованные стороны изложить на бумаге свои взгляды на преподавание и в Морской академии, и в Навигацкой школе. Получив письмо Магницкого, Нарышкин и Академическая канцелярия не смогли выработать никакого мнения по данному вопросу и просто переправили доношение в Адмиралтейство, которое в свою очередь переправило его в Сенат. В ответ сенаторы дежурно потребовали, чтобы все вовлеченные стороны неотменно соблюдали установленный порядок и во всех случаях «чинили по силе сенатской резолюции». В то же время Сенат запросил у Академической канцелярии «мнения»: «вновь определенным дворянским детям на окончание их наук какое время надлежит определить», дабы тех из них, кто не укладывается в установленный срок, немедленно отчислять матросами во флот и не тратить на них напрасно время и государево жалованье502. Иными словами, в ответ на обращение Магницкого Сенат неожиданно предложил стандартизировать продолжительность обучения в морских школах. Подобный шаг был чреват далеко идущими последствиями для учителей. Если продолжительность обучения будет кодифицирована, правительство, естественно, будет ожидать от всех учеников освоения установленной программы – и освоения ее в установленный срок; и наоборот, неспособность уложиться в этот срок будет автоматически рассматриваться как нарушение, за которое ученикам – и, скорее всего, учителям – придется отвечать.