Самым важным последствием этого периода стало резкое падение статуса «религиозного исступления» и других подобных проявлений духовной жизни. С незапамятных времен и в самых разных сообществах измененное состояние сознания было одним из центральных способов увидеть будущее. В этом сходились шаманизм, прорицательство, жречество, толкование снов и некромантия. Все они полагали необходимым покинуть реальность и отправиться в соседние миры, чтобы связаться с потусторонними созданиями, духами, богами или Богом. Или с мертвыми, которые ответят на вопросы устами пророка.
Идея «Homo ecstaticus» постепенно исчерпала себя, и больше никто не ожидал, что пророк будет принимать наркотики, танцевать до изнеможения, пускать пену изо рта, терять сознание, бормотать бессмыслицу или доказывать свое могущество чудесами. Больше провидцу не нужно было отправляться в таинственное путешествие, в неведомый край духов, говорить от лица Бога или становиться Его посредником. Напротив, тех, кто поступал подобным образом, с большей вероятностью объявляли сумасшедшими, чем пророками.
У такого поворота общественного сознания было три предпосылки. Во-первых, развитие науки, и в первую очередь физики, предоставившее объяснение тем феноменам, которые раньше могли быть объяснены только сверхъестественными силами. Во-вторых, секуляризация, благодаря которой больше значения стало отдаваться обыденной жизни, трезвости и рассудительности[454]
. В-третьих, планомерное распространение на протяжении указанного периода бюрократических (сам этот термин возникает в 1760‐х годах) методов управления, для которых были значимы, помимо трех оговоренных выше, постоянство, регулярность и надежность[455]. Иными словами, пророчества утратили мистический, надмирный ореол, которым они так долго славились. Вместо того чтобы заниматьсяОднако это не означает, что все предшествующие методы раз и навсегда исчезли. Напротив, они проявили поразительную, достойную восхищения цепкость и способность к выживанию в современном мире, который, как предполагается, движим разумом и наукой. Их влияние особенно растет в неспокойные времена, в периоды перемен и большого стресса, и ему в первую очередь подвержены верующие, менее образованные и менее обеспеченные люди. Причиной тому – интенсивное использование символов, метафор и аллегорий, которые гораздо легче усваиваются сознанием, привлекают более широкую аудиторию и производят более яркое впечатление, чем наука с ее мудреными опытами и математическими формулами. Как мог бы сказать Карл Густав Юнг, символы и измененные состояния сознания цепляют наше сознание.
Даже сегодня многие идут за советами к гадалкам и медиумам. По ситуации на 1995 год гороскопы печатали 70% американских ежедневных изданий и две трети их суммарной аудитории просматривали их как минимум раз в неделю. Спустя 20 лет объем рынка предсказателей в США равняется 2 миллиардам долларов в год. В Италии с момента финансово-экономического кризиса 2008 года число предсказателей увеличилось в пять раз: четверть населения страны регулярно обращается к ним за советом, а ежегодная выручка составляет 8 миллиардов евро[457]
. Пока работал над книгой, я узнал, что первый премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион не раз советовался с «провидицей». Ее звали Салли Линкер, и она жила в Тель-Авиве в глубокой нищете, окруженная коврами и кошками. Однажды она сказала ему, что через четыре дня он почувствует себя лучше; в другой раз – что его противникам, несмотря на то что сами себе они кажутся могущественными, не удастся его потопить[458]. Как мы видели, Бен-Гурион не был единственным правителем, кто прибегал к такого рода помощи, регулярно или по случаю.