Пруд гиппопотамов

– Не будь дурой, Амелия, – прорычал Эмерсон. – Так говорил Риччетти, а я не верю этому...

Он не закончил предложение. Тишину ночи разорвал пронзительный высокий крик. Его сменили звуки ожесточённой борьбы, которые я легко узнала, ибо давно привыкла к ним. Не составляло труда определить их источник. Дауд причалил к дахабии так близко, как только смог.

Я заметила эту последнюю деталь, когда быстро выпрыгнула из лодки. Грязный берег был довольно скользким; только поддержка моего верного зонтика воспрепятствовала тому, чтобы я зарылась в грязь. Эмерсон не ждал меня; он нёсся вперёд гигантскими скачками. Когда он достиг подножия трапа, тёмная фигура устремилась вниз по ступеням с такой скоростью, что Эмерсон, потеряв равновесие, рухнул на землю.

Я колебалась в течение секунды, не в силах решить, преследовать ли беглеца, помочь моему упавшему супругу или выяснить, что произошло на борту. Ещё один пронзительный крик с палубы избавил меня от сомнений. Эмерсон поднялся на ноги; яростно ругаясь и оставляя за собой грязные следы, он взлетел по трапу быстрее меня.

У кого-то хватило ума, чтобы принести лампу. Нефрет держала её твёрдой рукой, хотя лицо по белизне не отличалось от ночной рубашки. В сиянии лампы я увидела сцену, похожую на завершение мелодрамы в театре. Кровь заливала палубу, и повсюду лежали недвижные тела.

Бастет сидела рядом с одним из тел, насторожив уши и устрашающе сверкая глазами. Тело зашевелилось и село.

Из носа Рамзеса опять шла кровь. Галабея, которую он носил вместо ночной рубашки, была наполовину разорвана, обнажая тонкие плечи. В правой руке он держал длинный нож.

Я перевела взгляд с сына на лишившуюся чувств Гертруду Мармадьюк, а затем на третье лежавшее тело. Кровь скрывала черты лица, но я узнала рёбра, гноившийся палец ноги и ушибленные голени.

– Рамзес! – воскликнула я. – Что ты натворил?

5. РОКОВОЕ ПАДЕНИЕ ФЕЛЛАХА

– Я прошу прощения, Рамзес, – вздохнула я. – Я была потрясена, и на мгновение мне отказал здравый смысл. Мне отлично известно, что ты никогда не унизишься до такого варварства, чтобы носить нож или применить его против живого существа.

– Извинение получено и принято, мама. Хотя, честно говоря...

Эмерсон заглушил конец фразы, прижав ткань к лицу.

– Держи покрепче, Рамзес, это остановит кровотечение.

Я пристально взглянула на Рамзеса. Поверх ткани виднелись только растрёпанная копна кудрей и пара широких чёрных глаз. «Честное признание», которое он намеревался совершить, могло быть комментарием о моей собственной привычке носить нож (хотя это совсем другое дело) или сообщением о том, что я предпочла бы не слышать, поэтому я не настаивала на продолжении. Заметив, что кровотечение из носа, похоже, является чуть ли не единственным повреждением, я обратила своё внимание на другого мальчика, которому досталось гораздо сильнее.

Эмерсон отнёс Давида в комнату Рамзеса и уложил его на кровать. Я не стала миндальничать со своей третьей пациенткой: вначале как следует похлопала по щекам, пока она не пришла в себя, а затем, подталкивая, направила её в комнату и приказала оставаться там, пока я не вернусь. В каюте Рамзеса было неудобно, так как в неё набилось пять человек. Абдулла появился как раз вовремя, чтобы увидеть, как Эмерсон поднимает обмякшее, истекавшее кровью тело мальчика. Хотя с его губ не сорвалось ни единого звука, он последовал за нами в каюту, и у меня не хватило духу отослать его. Он отступил в угол, где стоял, будто монументальная статуя, сложив руки на груди, с невозмутимым лицом.

– Как он? – спросил Эмерсон, наклонившись над кроватью.

– Если в буквальном смысле – кровавая мешанина, – ответила я. – Недоедающий, искусанный блохами, избитый и грязный. Нож нападавшего нанёс две раны. Та, что на спине, неглубока, но рану на виске нужно зашить. И лучше сейчас, пока он без сознания. Принеси тазик чистой воды, Нефрет, будь любезна.

Она повиновалась быстро и деловито, сливая кровавую воду в кувшин с помоями и ополаскивая тазик перед тем, как снова наполнить его.

– Что ещё я могу сделать? – спросила она.

Её голос был спокоен, руки тверды, лицо приобрело обычный цвет. Не было ни малейшей опасности, что она упадёт в обморок при виде крови.

– Можешь осмотреть Рамзеса, – сказала я.

Рамзес вскочил на ноги и отступил назад, кутаясь в разорванные остатки своего одеяния.

– Меня не нужно осматривать, – процедил он, леденящее достоинство слов несколько размывалось при взгляде на испачканное кровью лицо и порванную одежду. – Я вполне способен позаботиться о себе, если возникнет необходимость, а это не так, поскольку единственное повреждение нанесено моему носовому придатку.

– М-м, да, – согласился Эмерсон, рассеянно выслушав откровенное признание. – Я должен показать тебе, как защищаться от подобного удара, Рамзес. Твой нос кажется особенно...

– Не сейчас, Эмерсон, ради Бога, – прервала я. – Оставь его, Нефрет.

Нефрет загнала Рамзеса в угол.

– Я только хочу помочь ему, тётя Амелия. Он ведёт себя, как глупый несмышлёныш. Я давно привыкла к виду…