Пруд гиппопотамов

– Полагаю, она будет утверждать, что её разбудил предостерегающий крик Рамзеса, и что вид крови заставил её упасть в обморок. Я считаю, что мы должны уволить её. Либо она шпионка, и в этом случае опасна, либо невиновна, и тогда представляет собой досадную помеху.

Сняв верхнюю одежду, я надела халат прямо на бельё, чувствуя, что разумно быть готовой к действиям на случай, если меня вызовут ночью. Однако Эмерсон не обратил внимания на эту деятельность, которая обычно очень сильно интересовала его. Он наклонился над столом, изучая фрагмент росписи.

– Посмотри, Пибоди.

– О Боже! – воскликнула я. – Это король, Эмерсон, а не наша королева Тетишери. Немес[112] на голове и урей[113] на лбу…

– Именно. От картуша остались только следы, но, вероятно, это – муж Тетишери. Он будет изображён в её могиле, и, вероятно, там же появится и её внук Ахмос, если она доживёт до его правления и будет похоронена им.

– Конечно! – Я наклонилась, чтобы повнимательнее рассмотреть. – Красиво, правда? Я понятия не имела, что художники того периода были настолько опытными.

Эмерсон нахмурился и провёл пальцами по щеке.

– Я тоже. Это заставляет меня задуматься: если... О, дьявол, Пибоди, я не могу докучать тебе лекцией в такой поздний час. Сам факт того, что я не узнаю́ этот фрагмент, является достаточным доказательством того, что он исходит из необнаруженной гробницы.

– Конечно, дорогой. Смеем ли мы надеяться, что остальная часть гробницы украшена таким же образом?

– Неизвестно. Тем не менее, это, безусловно, часть большой картины. Ты искала то, что пробудит Эвелину? Я думаю, что это лежит перед нами.

– То есть, Эмерсон? – вскрикнула я. – Что ты имеешь в виду?

– Мы должны начать собирать команду, Пибоди. И нам необходим художник. Картер – превосходный копировальщик, но он не может быть освобождён от других обязанностей. Нам нужна Эвелина, и настало время возобновить карьеру, от которой она отказалась, когда вышла замуж за Уолтера[114]. Он нам тоже понадобится: обнаружатся надписи, а возможно, и папирусы. – Эмерсон зашагал по комнате, сверкая глазами. – Утром я отправлю телеграмму.

– Значит, ты предлагаешь это по собственным эгоистичным причинам?

Эмерсон остановился и серьёзно посмотрел на меня.

– Несмотря на то, что я считаю, что Эвелина обладает редким талантом проникновения в дух и в детали египетской живописи, сейчас ей требуется именно это – отвлечение внимания, тяжёлая работа, похвала. Однако она не согласится, если мы не убедим её, что она оказывает нам услугу. И убедить её в этом должна ты.

Слёзы восхищения затуманили мои глаза, когда я с любовью взглянула на Эмерсона. Он такой большой и громогласный, что даже я иногда забываю чувствительность и восприимчивость, которые он хранит глубоко в душе. Мало кто из мужчин так точно понял бы потребности женщины. (Безусловно, Эмерсону часто приходилось напоминать о моих потребностях, но его можно простить за веру в мою уникальность.) Он попал в самое яблочко. Тяжёлая работа, заслуженная признательность, проявление её данного Богом таланта и постоянная угроза опасности для остроты ощущений – вот что требовалось Эвелине, вот чего она тайно жаждала. Я вспомнила некий большой чёрный зонтик. Никто не знал, что Эвелина умеет с ним обращаться, пока она не пустила его в ход, чтобы обезоружить и поймать грабителя[115].

– Эмерсон, ты уловил самую суть, – призналась я. – Утром отправимся на телеграф вместе. Даже если мы не найдём гробницу...

– Мы найдём её, Пибоди.

– Как?

– Уже поздно, дорогая. Идём спать.

Я пробудилась на рассвете, воодушевившись, помимо своей обычной энергии, удивительными событиями, ожидавшими меня. Враги, приближающиеся со всех сторон, страдающий пациент, ожидающий моего внимания, Эвелина, которую нужно убедить – и королевская гробница, которую предстоит найти и спасти. Нам, вероятно, придётся сражаться с половиной населения Гурнеха, если – когда! – мы найдём её. Перспективы вырисовывались поистине восхитительные.

Оставив спящего Эмерсона, я поспешила в комнату Рамзеса, где обнаружила, что мальчишки не спят, и тихим голосом завела беседу – если её можно было назвать беседой, поскольку, по сути, говорил один Рамзес. После осмотра пациента я решила, что первым делом нужно его накормить. И попросила Рамзеса принести поднос. Это, казалось, изрядно удивило Давида. Видимо, он не привык к тому, что его обслуживают. Он ел с хорошим аппетитом, и когда он закончил, я объяснила, как намереваюсь поступить дальше.

После непродолжительной оживлённой дискуссии Рамзес предложил предоставить эту работу ему. Сначала я возражала на том основании, что Рамзесу ещё предстоит продемонстрировать собственную способность мыться, а тем более мыть других, но выражение лица Давида предупредило меня, что он будет драться, как тигр, если я продолжу настаивать. Желательный эффект могли дать только полное погружение в воду и длительное вымачивание, поэтому я предоставила Давида нежной заботе Рамзеса и отправилась завтракать.