Пруд гиппопотамов

Остальные к тому времени уже собрались, и после того, как я доложила о состоянии своего пациента, Гертруда нерешительно промолвила:

– Я хочу извиниться, миссис Эмерсон, за своё трусливое поведение вчера вечером. Я испытала невероятное потрясение, увидев эту ужасную сцену. Но мне следовало бы лучше контролировать себя. Я обещаю, что в следующий раз подобного не произойдёт. Профессор рассказал мне о бедном мальчике. Мне посидеть с ним сегодня, пока вы занимаетесь археологическими делами?

– Не обязательно, – ответил Эмерсон. – Сегодня мне понадобится ваша помощь, мисс Мармадьюк. Собирайте вещи, после завтрака мы переедем в Луксор.

– Подозрительно, – пробормотала я после того, как она ушла. – Очень подозрительно, Эмерсон.

– Тебе всё кажется подозрительным, Пибоди.

– Я не доверяю этой женщине, – заявила Нефрет. – Вечером она поднялась на палубу до меня. Что она там делала?

– Не знаю. А что она делала? – спросил Эмерсон, облокотившись на стол.

– У неё не осталось времени, чтобы что-то сделать – я почти наступала ей на пятки. Как только она увидела меня, сразу же закричала и упала. Но если бы я не пришла в этот момент, кто знает, что могло бы произойти? – Глаза Нефрет сверкнули. – Не оставляйте её одну с Давидом, профессор. Её предложение посидеть с ним крайне подозрительно.

Эмерсон перевёл взгляд с Нефрет на меня и обратно на Нефрет.

– Кажется, я слышу эхо, – пробормотал он. – И начинаю задумываться, достаточно ли я силён, чтобы справиться сразу с двумя. Ну да ладно. Man tut was man kann[116]. Полагаю, Рамзес разделяет ваши сомнения по поводу мисс Мармадьюк? Да, естественно. Ну, о Давиде можете не беспокоиться. Один из наших людей останется на страже, и пока я не буду уверен в мотивах мисс Мармадьюк, не перестану внимательно следить за ней. Для чего, по-вашему, я пригласил чёртову бабу составить нам компанию?

Когда я вернулась в каюту Рамзеса, то застала Давида в постели, одетым в одну из галабей Рамзеса. У него был вид человека, только что подвергшегося самым изощрённым пыткам, и он не возражал, чтобы я его осмотрела – конечно, с должным вниманием к его достоинству. Синяки, порезы и царапины требовали лишь минимального внимания, но нагноившийся палец на ноге после мытья выглядел ещё хуже. Ноготь отсутствовал, и инфекция была глубокой. Пока я чистила и перевязывала его, Эмерсон стучал в дверь, требуя, чтобы я поторопилась.

Я велела ему войти.

– Я почти готова, Эмерсон. Давид, я хочу, чтобы ты принял это лекарство.

– Лауданум? – Положив руки на бёдра, Эмерсон косо посмотрел на меня. – Ты уверена, что это разумно, Пибоди?

– Он испытывает сильную боль, хотя и не признаётся в этом, – ответила я. – Ему нужно отдохнуть.

– Нет! Не нужно… – Давиду пришлось замолчать, так как я пальцами зажала ему нос и аккуратно залила жидкость в глотку.

– Не волнуйся, – улыбнулся Эмерсон. – Один из твоих дядей, или двоюродных братьев, или, к дьяволу, ещё кто-то, будет начеку. Здесь ты в безопасности. Есть что-нибудь ещё, что ты хочешь мне сказать?

– Нет, Отец Проклятий. Не знаю…

– Мы поговорим позже, – сказал Эмерсон. – Пошли, Пибоди. Рамзес?

– Уверен, – сказал Рамзес, как только я закрыла дверь, – что ты дала ему лекарство не потому, что подозреваешь, будто он попытается убежать, мама. Этого не случится.

– Полагаю, он дал тебе слово, – саркастически хмыкнула я.

– Да. И, – продолжил Рамзес, – я обещал, что, если он останется с нами, я научу его читать иероглифы.

Времени для продолжения разговора не оставалось. Гертруда и Нефрет уже ждали, и Эмерсон столкнул нас всех в шлюпку.

Рамзес начал читать лекции ещё в храмах Луксора и во время путешествия разговаривал без перерыва. Это дало мне возможность собраться с мыслями, которые следовало упорядочить. Как мы были заняты, и сколько дел предстояло сделать! Выявление потенциального убийцы Давида имело первостепенное значение не только для предотвращения дальнейших нападений, но и для выяснения, почему кто-то так намеревался заставить его замолчать. Эти сведения можно было получить от самого мальчика, если он захочет говорить – и если он знает.

Прежде всего мы отправили телеграммы Эвелине и Уолтеру. Читая через плечо Эмерсона написанные им строки, я шёпотом пробормотала:

– Эмерсон, ты действительно считаешь разумным сообщать, что мы нашли неизвестную королевскую гробницу? Я не сомневаюсь, что содержание этого послания молниеносно разлетится по всему Луксору и чуть ли не сразу же окажется в Каире. Каждый вор из Гурнеха встанет у нас на пути, а месье Масперо очень рассердится на нас за то, что мы немедленно не сообщили ему, и кроме того...

– Составь телеграмму собственноручно, Пибоди, и оставь меня в покое, – властно нахмурился Эмерсон.

Так я и сделала. Меня осенила мысль, объяснявшая его поведение. Я бы и раньше подумала об этом, если бы считала, что Эмерсон способен на такую ​​невероятную утончённость.