Пружинки и золотинки (сборник рассказов) (ЛП)

Да, время проходит, но все так же, на том же самом месте в центре дворика неизменно стоит Ларкин. Над каменными горками, над благоухающими клумбами, даже над маленьким фонтанчиком, одинокий лиственничный ствол главенствует над всей площадью. Постоянный наблюдатель и философский осмыслитель, в неповторимой перспективе маленького дворика, в самом центре неизменно бурной и гудящей Цитадели.

— Здравствуй и ты, Дэн. Что привело тебя сюда сегодня? — послышался его шелестящий, призрачный голос, исходящий кажется отовсюду — от каждой ветви, от каждого листика, но сильнее всего от мощного, неколебимо устойчивого ствола.

— Почему ты решил, что я пришел к тебе не просто так? — ответил я, подходя ближе, к самым корням. — Разве не могу я заглянуть сюда, чтобы просто поздороваться со старым другом?

— О, безусловно, — листья моего друга зашелестели, как будто легкая усмешка пробежала по кроне. — Я всегда рад ощутить шаги друга, но тот, кто приходит просто так, не берет с собой длинный шест, и не одевает на спину тяжелый мешок. А потому, я все же думаю, ты здесь более чем просто сказать «здравствуй».

Мда. Иногда способность Ларкина замечать малейшие детали и делать из них абсолютно верные выводы просто поражала меня. Что ж... Я скинул на замощенную камнем площадку вещевой мешок.

— И разумеется, ты прав, — признал я, развязывая горловину мешка. — я действительно выбрал время, чтобы сделать то, что откладывал уже слишком долго.

— И что же? — вздохнул Ларкин.

— Пришло время ежегодного осмотра. Сейчас, когда ты на пике формы, когда на подходе лето, с его заботами и жарой, я хотел бы увериться, что ты действительно здоров.

— Думаешь, это необходимо?

— Да.

— А разве ты не должен для этой цели пригласить целителя?

— Ларкин.

— Да-а?

Вот как может дерево зашелестеть ехидно? Но он как-то справляется, передавая эмоции нам, рядовым жителям Цитадели.

— Не изображай малолетнего идиота. Ты прекрасно понимаешь, что Коу здесь никаким боком. Он не умеет лечить деревья.  И да, я прекрасно понимаю, как тебе ненавистны эти осмотры. Но и ты понимаешь, это для твоей же пользы. А потому, потерпи, это не займет много времени.

Хотя вслух согласия не прозвучало, ощущение смиренной покорности явно исходило от Ларкина. Что ж... И раскинув на уложеной булыжниками площадке тряпицу, я начал раскладывать инструменты. Лупа, линейка, записная книжка и сланцевая палочка для письма, пара мерных вилок и угломер легли аккуратным рядком. 

Сначала основное. Рост. Установить угломер на треногу, вывести вертикаль... То, что раньше было утомительным занятием, включавшим в себя тщательное измерение длины древесной тени, установления специального мерного шеста и измерения уже его тени, составления пропорций и сопоставления подобий, ныне, при помощи прибора, стало легким и простым делом. Главное — идеально вывести вертикаль и как можно точнее навести указатели на верхушку, и на самое основание дерева. Потом, считав показания, вычесть одно из другого и по специальной таблице...

— У тебя добавилось несколько дюймов роста в этом году, — сказал я Ларкину, записывая результат.

Дальше... дальше я обошел ствол по кругу и, используя шест, чтобы раздвинуть ветви, в поисках малейшего дефекта тщательнейшим образом осмотрел каждый изгиб ветвей. Да, понимаю, не совсем обычное дело для неплодового дерева, но так и дерево у меня было... необычное.

К счастью, единственное, что я заметил — несколько отмерших почек, не давших побегов весной. Сравнительно немного, нет причин для волнения. Я подтянул ближайшую ветвь поближе... да, так и есть, слабая, не до конца сформировавшаяся почка, явно погибла во время морозов. Два-три года и рост вторичных ветвей восполнит потерянное, а любой взглянувший на Ларкина и не найдет разницы.

Примерно с полчаса спустя, я почти закончил путь вокруг друга. И вот именно тогда я увидел первый признак чего-то неестественного. Маленький клочок желтого, на пол пути к верхушке, среди темно-зеленой листвы.

— Ларкин. Ты чувствуешь ветвь, которую я сейчас касаюсь? Есть там что-нибудь... не такое? — спросил я, толкая ветвь шестом.

— Да, — ответил мой друг. — Я ощущаю некоторое... напряжение. А что? Там что-то не так?

— Это хлороз.

— Что такое хлороз?

— Когда листья желтеют, от... различных причин.

— Так. Хлороз значит... — прошелестел Ларкин. — Это серьезно?

— Точно не знаю. Выглядит не настолько плохо, как было пару лет назад, при заражении омелой, — заверил я. — Но отсюда я не смогу определить, чем вызвано отмирание листьев, а потому я собираюсь обрезать ветвь.

— Ампутировать мою ветвь.

— Обрезать, не ампутировать, — сказал я, опять залезая в мешок и доставая инструмент, который совершенно не собирался сегодня использовать. Не собирался... а, да ладно, кому я лгу? Самому себе? Я знал, что его, возможно, придется применить, ведь я садовник и ухаживать за деревьями — моя специальность. Небольшой пружинный резак, специально приспособленный для установки на конце шеста и приводимый в действие длинной бечевой.

— Это специальный резак для обрезки веток у деревьев, Ларкин. А ты именно дерево.