— У нас актив в райкоме комсомола. Вот, зашла по пути, — Тамара облегченно вздохнула, и тут же требовательно вопросила: — Ты почему на костыле?
— Все в порядке, иду на поправку, — успокоил я девушку. — Чай будешь?
На кухне она огляделась, потом решительно закрыла дверь, и вместо чая принялась расстёгивать Антоновы штаны.
— Ты чего?! — смутился парень. — Белый день во дворе!
— Вот и хорошо, — не стала спорить она. — Надо синяки хорошенько рассмотреть.
Тома не столько рассматривала, сколько ощупывала. В результате мужское хозяйство Антона, висевшее саксофоном, постепенно приняло задорную форму пионерского горна.
— Неплохо, неплохо, — пробормотала девушка. — Тестикулы на первый взгляд без синяков.
— А может быть? — по-воровски оглянувшись на запертую дверь, я положил руку на девичье плечо. Антон с таким ходом мысли согласился.
— Не может, — Тамара ловко запихнула возросшее хозяйство обратно в трусы, и вернула штаны на свое место. — Нет времени. Мне пора в райком, актив задержки не поймет. Но в воскресенье жду с утра пораньше. Ты же в парилку не пойдешь?
— Не пойду, — согласился я. — Синяки парить нежелательно. Да и повязку на колене мочить нельзя.
— Я сама все вымою и тщательно еще раз проверю, — она чмокнула Антона в щеку.
Потом подхватилась, махнула рукой, и с улыбкой умчалась.
— Вот такие дела, брат, — печально сообщил коту Антон. — Облом.
Внезапный поворот парня расстроил так же, как и меня.
Наглый Лапик, наоборот, чувствовал себя прекрасно. Довольно щурясь, он возлежал на фуфайке, по-хозяйски обнимая Мусю одной лапой. Одно слово, скотина. Кобель мартовский.
Глава двадцать восьмая,
в которой гастрономия переплетается с дипломатией
На обед я решил приготовить гуляш из тушенки. Обжарил лук с овощами, добавил грибов и поставил вариться картошку. Потом нашел банку зеленого горошка, порубил пару пучков зелени.
Во все времена тушенка считалась чем-то второсортным, солдатской едой. Но эта, 1971 года призыва, могла дать фору любому деликатесу. Никаких жил, перемолотых костей и сои. Сплошное мясо! И натуральный жир, который мы с Верой весь вымокали хлебом.
А после обеда, позволив Антону с Верой пару часиков сна, я приступил к готовке ужина. Днем приезжал Федя, у которого я выбрал огромного чебака. Попутно провел спасательную операцию, ставшую уже привычной.
— Дед, ты гениальный повар! — восхитилась Вера, наблюдая за моими приготовлениями. — Это ж надо, так запечь рыбину, фаршированную гречневой кашей… Корочка какая золотистая!
— Учись, пока я жив, — хмыкнул двусмысленной фразой.
— Дашь попробовать? — учиться Вера явно не хотела.
— Нет, — отрезал я. — Ко мне на ужин приглашены иные дамы. А ты будешь работать официанткой, понятно? То есть сидеть на кухне, а не со всеми за столом.
Антон отмалчивался — серьезный удар по психике парня нанес мой план действий, дополненный подробностями из того мира. А тут еще влюбленное состояние, как в первый раз, по самые уши.
— Если тебя интересует мое мнение… — начал он осторожно.
— Конечно! — с преувеличенной бодростью отозвался я. — Ваш звонок очень важен для нас!
— Дед, я серьезно. Хватай тетю Нину, и тащи ее в тот мир, к хваленому Коле Уварову. Он собаку съел на хитрых разговорах, да и ты тоже парень не промах. Втроем вы устроите мозговой штурм, все разложите по полочкам.
— Нет таких крепостей, которые большевики не могли бы взять? — ухмыльнулся я. — Наверно, так и поступим. А ты чем будешь заниматься?
— Историю музыки учить… — обреченно пробормотал Антон.
Мне все-таки удалось отговорить его от машиностроительного института, и вместо «автоматизации производства» мы решились на консерваторию, то есть музыкально-педагогический институт. Но сначала Антон, конечно, немного покапризничал, предъявляя контраргументы:
— Дед, ну какой из меня музыкальный педагог? Подумай сам — мало того, что к этому нет призвания, так еще никакого начального музыкального образования!
— Бумажки нет, — согласился я. — Зато есть мой опыт, который к тебе перешел. И ты знаешь, что всю прошлую жизнь я не только бренчал на гитаре, но и сольфеджио изучал, литературу по теории музыки с другими умными книжками почитывал. А преподавать музыкальную грамоту тебя никто не зовет. Будешь работать, то есть играть, в собственной группе и с людьми, которые нравятся.
— Тебе нравится мама Алены? — ехидства было ему не занимать.
— Исключительно как профессионал. В этом Надежда Константиновна достойна уважения, — серьезно ответил я.
Первая встреча, на шесть часов вечера, у меня была назначена с Анютой и ее мамой. Жизненная история Анечки раскопалась без всяких затруднений, ничего особенного и удивительного там не обнаружилось — всю свою сознательную жизнь Анюта провела в симфоническом оркестре, где-то во втором-третьем ряду этого сложного организма. Скрипка принесла ей твердый кусок хлеба, новую звучную фамилию Величко, а на финише — кучу внуков, с которыми она сейчас возится в пригороде Киева. Насчет хлеба ее мама рассуждала логично, но так ли права будет мама сегодня?