Психоанализ культуры

Обратившись к нашей современности, получим совершенно такой же результат, к которому Вы пришли более коротким путем. Надежное предотвращение войны возможно лишь тогда, когда люди объединятся для учреждения одного центрального правительства, которому будет передано право выносить приговор во всех случаях конфликтов интересов. В данном случае явно соединяются два требования – создается некая самая высшая инстанция, она наделяется необходимой для этого властью. Только одно без другого бесполезно. Лига Наций была задумана такой вот инстанцией, но другое условие не было соблюдено. У Лиги Наций нет собственной власти, она могла бы получить ее, если бы члены нового объединения – отдельные государства – уступили бы ее ей. В настоящий же момент у подобного акта слишком мало перспектив. В данном случае институт Лиги Наций оказался совершенно непонятным, если бы не было известно, что имела место попытка, на которую в истории человечества отваживались нечасто, – возможно даже, что в таких масштабах – никогда. Это учреждение являет собой попытку заработать авторитет, то есть требующее подчинения влияние, обычно основанное на обладании силой, с помощью апелляции к некоторым идеальным представлениям. Мы уже знаем, что сообщество сплачивают две вещи: давление насилия и эмоциональные связи его членов (с точки зрения техники, называемые идентификациями). В случае отсутствия одного фактора второй из возможных способов в состоянии сплотить общество. Подобные идеи, естественно, приобретают значение только тогда, когда они выражают важные сходства этих членов. В таком случае возникает вопрос, достаточно ли они сильны. История учит нас, что они действительно оказывают подобное воздействие. Например, идея панэллинизма, то есть сознание, что они, греки, чем-то лучше живущих вокруг варваров (это нашло весьма заметное выражение в амфиктиониях, в оракулах, в торжественных представлениях), были достаточно сильны, чтобы смягчить обычай ведения войны между греками. Однако, само собой разумеется, не были способны предотвращать военные столкновения между отдельными частями греческого народа, более того, им ни разу не удалось помешать какому-то городу или союзу городов объединиться с врагом, персами, во вред сопернику. Столь же слабо христианское чувство общности, бывшее все же достаточно мощным, не препятствовало в эпоху Возрождения малым и большим христианским государствам призывать султана на помощь в войнах друг с другом. Даже в наше время отсутствует идея, способная претендовать на обеспечивающий сплочение авторитет. Более того, слишком очевидно, что завладевшие сегодня народами национальные идеалы побуждают их к противоположным действиям. Есть люди, предсказывающие, что с войнами может покончить лишь всеобщее распространение большевистского способа мышления, но в любом случае и от достижения такой цели мы сегодня весьма далеки, да, вероятно, она вообще достигалась только после ужасных гражданских войн. То есть похоже, что попытки заменить реальную власть властью идей сегодня все еще обречены на провал. Ошибаются в расчетах, когда не учитывают, что сначала право было грубым насилием, да и сейчас оно не может без него обойтись.

Теперь я могу прокомментировать еще одно Ваше утверждение. Вы удивляетесь, что людей так легко воодушевить на поддержку войны, и допускаете, что в них действует нечто – влечение ненавидеть или уничтожать, навстречу же ему идут соответствующие подстрекательства. Опять-таки полностью с Вами соглашусь. Мы верим в существование подобного влечения и как раз в последние годы старались изучить его проявления.