Психоанализ культуры

Разрешите мне в связи с этим изложить фрагмент учения о влечениях, к которому мы пришли в психоанализе после многочисленных проверок и колебаний. Мы предполагаем, что у человека присутствуют влечения двух видов: либо такие, которые призваны людей сохранять и объединять, – мы называем их эротическими (вполне в духе понимания Эроса у Платона в «Пире») или сексуальными (при осознанном расширении общеупотребимого понятия «сексуальность»), и другие, направленные на разрушение и убийство, которые мы называем агрессивными или деструктивными. Как Вы понимаете, это, собственно говоря, лишь преображение широко распространенной противоположности Любви и Ненависти, которая как-то сопряжена с полярностью притяжения и отталкивания, играющей известную роль в Вашей области знаний. Теперь позвольте нам не слишком торопиться с введением таких оценок, как «добро» и «зло». Одно из упомянутых влечений так же необходимо, как и другое. На основе взаимо- и противодействия этой пары формируются все проявления жизни. В таком случае похоже, что вряд ли какое-то из влечений одного вида способно действовать изолированно, оно всегда связано (мы бы сказали сплавлено) с определенной частью другого влечения, которое либо меняет цель, либо при определенных обстоятельствах делает ее всего лишь достижимой. Так, например, влечение к самосохранению явно обладает эротической природой, но именно оно нуждается в дополнении агрессивностью при осуществлении своей цели. Точно так же направленное на объект влечение любить требует дополнения влечением владеть, если оно вообще должно обладать своим объектом. Именно трудность выделить два вида влечений в их внешних проявлениях очень долго препятствовала их познанию.

Если Вы последуете за мной чуть дальше, то узнаете, что в человеческих действиях можно выявить еще одно осложнение, но уже иного рода. Крайне редко действие является продуктом возбуждения единственного влечения, которое само по себе и для себя состоит из Эроса и деструкции. Чтобы действие стало возможным, требуется несколько одинаковым образом настроенных мотивов. Один из Ваших коллег уже знал это, имеется в виду проф. Г. К. Лихтенберг, преподававший в период нашей классики физику в Геттингене, однако вполне возможно, что психологом он был не менее значительным, чем физиком. Он изобрел розу мотивов, поскольку утверждал следующее: «Побудительные причины, исходя из которых люди что-то совершают, можно расположить как 32 ветра на компасе и формировать их названия сходным образом: хлеб – хлеб – слава или слава – слава – хлеб». То есть когда человека призывают на войну, то целый ряд мотивов у него могут откликнуться – одобрительно-благородные или вульгарные, те, о которых громко говорят, и те, о которых помалкивают. У нас нет никакого повода все их выявлять. Удовольствие от агрессии или деструкции, определенно, среди них. Бесчисленные зверства в истории и повседневной жизни подтверждают их существование и силу. Разумеется, слияние этих деструктивных стремлений с другими, эротическими или духовными, облегчает их удовлетворение. Порой, когда мы слышим о проявлении жестокости в истории, у нас складывается впечатление, что идеальные мотивы служат только отговорками для деструктивных влечений. Иной раз, например в случае жестокости святой инквизиции, мы полагаем, что идеальные мотивы прорвались в сознание первыми, а деструктивные оказывали им бессознательную поддержку. Возможны оба варианта.