Удовольствие от воспринимаемой справедливости проявляется и в эффекте «последней девушки» или «выжившей девственницы» в фильмах-слешерах, где роль главного антагониста исполняет маньяк с ножом в маске. «Невинные» персонажи, которым зритель, надо полагать, сопереживает, в конце концов остаются в живых, а «порочность» сексуально активных героев служит оправданием их ужасной смерти. Судьба морально неполноценных жертв вызывает у них удовлетворение по тем же причинам, что и смерть злодея. Одно исследование показало, что мальчики-подростки, которые придерживаются неодобрительных представлений о женской сексуальности наряду с
карательными установками («Мне нравится видеть, как жертвы получают то, что заслуживают»), делились тем, что убийства сексуально активных персонажей-женщин доставляют им больше удовольствия, чем убийства персонажей-мужчин (независимо от их сексуальной активности) или сексуально неактивных женских персонажей[169].Удовольствие от грустных фильмов порождает парадокс, похожий на тот, что мы наблюдаем в связи с хоррорами. Если большинство людей считают грусть негативной эмоцией и вообще стараются избегать этого чувства, то почему же так популярны так называемые слезоточивые мелодрамы? На первый взгляд, это противоречит идее, что люди не делают того, что им неприятно. Во многих фильмах печальные события не представляют особой проблемы, если рассматривать фильм в целом. Депрессивные события в начале или середине сюжета ставят перед героями проблемы, которые преодолеваются по ходу фильма, что увеличивает удовольствие от счастливого финала. В эпопее, подобной «Властелину колец», набирается множество трагических событий на протяжении длинного нарратива, которые происходят ради того, чтобы в конце герои неоднократно одержали победу над злом.
С фильмами без хеппи-энда не все так просто, ведь в них нет очевидной отдачи. Зачем люди смотрят «Дневник памяти» или «Старого Брехуна» 1957 года, в которых приятные зрителю персонажи (пожилая пара и лабрадор-ретривер соответственно) умирают трагически не по своей вине и не в результате героического поступка? Одна из возможных разгадок может крыться в том, что зрители руководствуются не только одной конкретной эмоцией. Исследования показали, что участники, находящиеся в «нежном аффективном состоянии», которое характеризуется теплотой, сочувствием и пониманием, отдают большее предпочтение грустному кино, чем участники, испытывающие счастье или печаль[170]
. Люди, находящиеся в «нежном» состоянии, также проявляли больший интерес к другим фильмам, в которых рассматривались близкие человеческие отношения, вне зависимости от того, грустными они были или нет. Когда участники принимали позицию сочувствия, их мотивирующим интересом был просмотр фильмов с содержательным смыслом, а не переживание той или иной эмоции.То, что «Старый Брехун» полюбился зрителям, свидетельствует о готовности терпеть душераздирающие эмоции, если эти переживания связаны со значимыми событиями. В семейной драме Роберта Стивенсона поднимаются такие темы, как мужество, дружба и верность, а концовка заставляет задуматься о нашем взрослении и той ответственности, которую мы начинаем на себя брать с приходом определенного возраста. Эмоции, связанные с фильмом, важны, но играют вторую скрипку по сравнению с тем пониманием, которое приходит в результате просмотра. Это наблюдение расширяет представление о том, что значит получать удовольствие или удовлетворение от фильма[171]
.Зрительская интерпретация кино
Исходя из увиденного, можно сказать, что кинопросмотр с целью получения хорошего настроения – это полезная отправная точка, но это еще не вся история. При просмотре кино мы испытываем как положительные, так и отрицательные эмоции. То, насколько позитивной будет наша оценка впечатления от той или иной ленты, целиком зависит от понимания истории, сопереживания героям, раскрытия смысла фильма и его главных идей. Зрительские оценки и интерпретации происходят одновременно, являясь взаимодополняющими формами кинематографической рефлексии.
Интерпретация обычно рассматривается как то, что критики делают с фильмами, чтобы выявить заложенные в них смыслы. Однако в данной главе я рассматриваю интерпретацию как психологический процесс, происходящий внутри обычного зрителя (см. схему 7.1.).