Психология террориста: Почему люди начинают убивать ради идеи

Мы могли бы также систематизировать результаты по различным идеологическим установкам или по типам группировок. Возможно, это помогло бы понять, существуют ли какие-либо различия между, скажем, теми, кто вступает в националистические или крайне правые группировки, и теми, кто выбирает экологический терроризм. Но такой подход тоже может скорее запутать, чем направить по верному пути, особенно если мы не примем во внимание, что даже в рамках отдельно взятых группировок определенные демографические показатели соответствуют разным ролям или функциям участников. Кроме того, не стоит забывать, что со временем все эти данные могут меняться внутри одной и той же группировки. Возможно, сравнивать такие группировки вообще нецелесообразно. Действительно, как провести черту между Временной ИРА 1972 года и Временной ИРА 1994 года или «Аль-Каидой» 1999 года и «Аль-Каидой» 2023 года? И можно ли проводить осмысленное сравнение джихадистов, которые стекались в Афганистан в 1990-х годах, с теми, кто переехал на территорию «Исламского государства» в 2010-х годах? Или, чтобы еще больше сузить фокус внимания, можно ли осмысленно рассматривать (или игнорировать) различия между городскими и сельскими боевиками в рамках одного и того же движения? Мерари подверг жесткой критике исследование Рассела и Миллера, посвященное профилям террористов. Он отмечает, что, хотя работы этих авторов претендуют на универсальность, террористы из их выборки нерепрезентативны как внутри своих группировок, так и для террористических группировок в целом, а кроме того, исследование страдает систематической ошибкой отбора{221}. Мерари поясняет, что изучаемые террористы в большинстве своем были либо арестованы, либо рассекречены{222}. Критика вполне обоснованна, и напрашивается довольно неприятный вывод: даже самые амбициозные и благонамеренные исследования терроризма могут поддерживать «распространенные заблуждения в этой области»{223}. В то же время из-за подобных недостатков и ошибок легко упустить из виду тот вклад, который первые исследования внесли в изучение терроризма. В работе Рассела и Миллера не упоминается о том, что тенденции меняются в зависимости от текущих потребностей. Изменчивый и непостоянный демографический профиль террориста зависит в том числе и от того, как террористические группировки и движения предлагают различные роли и функции совершенно не похожим друг на друга людям.

Ответить на вопрос, кто становится террористом, непросто даже в рамках конкретной террористической группировки. Далеко не все группировки существуют довольно долго. Как правило, группировки-долгожители время от времени кардинально меняют демографические показатели своего состава, если это необходимо для продолжения террористической деятельности. Бессмысленно пытаться отыскать общие черты у десятков различных террористических группировок (фактически разных типов группировок), каждая из которых вербует новобранцев из определенных кругов и находится на определенном этапе развития. Полученные результаты будут настолько противоречивы, что сама мысль о том, чтобы сравнивать различные террористические группировки, покажется бессмысленной.

Прежде чем перейти к следующей главе, рассмотрим еще одну проблему, связанную с очевидной особенностью большинства современных исследований: мы изучаем только тех, кто в итоге стал террористом. Если мы поддадимся искушению и все-таки попытаемся выяснить, что общего у этих людей, нам, возможно, удастся получить важные результаты, но, как мы уже видели, все эти потенциальные открытия могут с тем же успехом легко ввести нас в заблуждение. В любом случае наличие общих черт у террористов не объясняет, чем они отличаются от тех, кто не стал террористом. Как напоминает Барт Шурман, вступление в террористическую организацию – «маловероятный итог процессов радикализации»{224}. Известно, что очень немногие из тех, кто подвергся радикализации, участвуют в насильственных действиях. Чтобы отличать радикалов, которые становятся террористами, от радикалов, которые террористами не становятся, следует разобраться, что представляют собой те, кто оказался в условиях, вынуждающих вступить на путь терроризма, но предпочел не участвовать в террористической деятельности. Эта задача на первый взгляд кажется невыполнимой. Судите сами: если бы вы захотели участвовать в террористической деятельности, но, поразмыслив, решили отказаться от этой затеи, разве стали бы рассказывать о своих намерениях? Что бы подумали о вас окружающие, узнав, что вы «чуть не стали» террористом? В связи с этим у читателей невольно может возникнуть и другой вопрос: насколько достоверны результаты исследований, приведенные в этой главе? Такие сомнения могут показаться обидными, но мы, по крайней мере, должны помнить об ограничениях в области интерпретации доступных нам данных.