со слабым развитием способности рассуждать, и влияние вожаков, и т. д., и т. д. Изучая эту категорию присяжных, мы
можем наблюдать интересные образцы ошибок, которые могут быть сделаны людьми, не посвященными в психологию
масс.
Присяжные, прежде всего, дают нам прекрасный пример того, как мало имеет значение, с точки зрения принятых
решений, умственный уровень отдельных индивидов, входящих в состав толпы. Мы уже раньше говорили, что ум не
играет никакой роли в решениях совещательного собрания, касающихся общих, а не исключительно технических вопро-
сов. Суждения, высказанные относительно общих вопросов собранием каменщиков и бакалейщиков, мало отличаются
от суждений ученых и артистов, когда они соберутся вместе для совещания по этим вопросам. В разное время, а именно
до 1848 года, администрация делала очень тщательный выбор лиц, призванных исполнять обязанности присяжных, ос-
танавливаясь преимущественно на людях просвещенных, профессорах, чиновниках, литераторах и т. д. Теперь же при-
сяжные набираются преимущественно из мелкого купечества, лавочников, хозяев, рабочих и служащих. И к величайше-
му удивлению специалистов, статистика указала, что, каков бы ни был состав присяжных, решения их бывают тождест-
венны. Сами судьи, как бы они ни относились враждебно к учреждению присяжных, не могли не признать
справедливости этого факта. Вот как высказывается по этому поводу бывший председатель уголовного суда Бернар де
Гляже в своих «Воспоминаниях».
«В настоящее время выбор присяжных находится в действительности в руках муниципальных советников, которые
записывают одних и исключают других по желанию, руководствуясь политическими и избирательными соображениями, связанными с их положением... Большинство выбранных состоит из коммерсантов, не столь крупных, как те, которые
выбирались в прежнее время, и из служащих в разных ведомствах... Но все мнения и все профессии сливаются в лице
судей, причем некоторые из них обнаруживают горячность неофитов; дух присяжных, таким образом, не подвергся изме-
нениям и
Из этой цитаты мы удерживаем лишь выводы, вполне справедливые, но не объяснения, так как они не верны. Удив-
ляться тут нечему, ибо психология толпы, а следовательно, и присяжных, большей частью не известна ни судьям, ни
адвокатам; доказательством тому может служить, например, следующий факт, изложенный автором вышеприведенной
цитаты. Один из самых знаменитых адвокатов уголовного суда, Лашо, систематически пользовался своим правом отвер-
гать присяжных и всегда исключал из списка присяжных всех образованных людей. Однако, опыт доказал, в конце кон-
цов, всю бесполезность такого рода исключений, и мы видим теперь, что министерство юстиции и адвокаты, по крайней
мере в Париже, совершенно отказались от этой системы, и несмотря на это, как справедливо замечает де Гляже,
Присяжные, как и толпа, легко подчиняются влиянию чувств и очень мало — влиянию рассуждения. «Они не могут
устоять, — говорит один адвокат, — при виде женщины, кормящей грудью своего младенца, или при дефилировании
сирот перед ними». «Чтобы снискать расположение судей, женщине достаточно быть симпатичной», говорит де Гляже.
82
Безжалостные к таким преступлениям, которые могут коснуться их личной безопасности, действительно наиболее
опасным для общества, присяжные очень снисходительны к преступлениям, совершенным под влиянием страсти. Они
очень редко бывают строги к девушкам, виновным в детоубийстве, или к покинутой девушке, облившей серной кисло-
той своего соблазнителя. Во всех таких случаях присяжные инстинктивно понимают, что преступления эти не очень
опасны для общества, и что в стране, где не существует законов, покровительствующих покинутым девушкам, преступ-
ление той, которая мстит за себя, скорее даже полезно, нежели вредно, так как оно служит предостережением для со-
блазнителей.
Заметим вскользь, что это различие, которое инстинктивно делается присяжными между преступлениями опасными для общества
и не опасными для него, не лишено справедливости. Цель уголовных законов должна, конечно, состоять в том, чтобы защищать об-
щество от опасных преступников, а никак не в том, чтобы мстить им. Но наши уголовные кодексы и, особенно, наши судьи до сих
пор проникнуты духом мщения старинного первобытного права, и термин «vindicta»1 почти ежедневно употребляется ими. Доказа-
тельством такой склонности наших судей служит отказ большинства применять превосходный закон Беранже, разрешающий осуж-
денному отбывать свое наказание тогда только, когда он совершит рецидив. Между тем, каждый из судей прекрасно знает, так как это
доказывается статистикой, что применение наказания в первый раз неминуемо влечет за собой рецидив преступления. Но судьям