ний суда; что касается других, то их надлежало судить по внешнему виду и по их репутации. Таким образом, толпа
удовлетворила требования своей примитивной совести и могла, уже на законном основании, приступить к убийствам, давая волю своим инстинктам свирепости, генезис которых был мною указан выше, и которые в толпе развиваются все-
гда в очень высокой степени. Но эти инстинкты нисколько не мешают попеременному проявлению совершенно проти-
воположных чувств в толпе, например, чувствительности, которая доходит до такой же крайности, как и свирепость.
Люди эти обладали экспансивной чувствительностью, характеризующей парижского рабочего. Один из федератов, например, узнал, что заключенных в государственной тюрьме оставили без воды на 26 часов. Он пришел в такую ярость, что готов был бы растерзать нерадивого тюремщика, если бы за него не заступились сами же заключенные. Когда им-
провизированный трибунал оправдывал кого-нибудь из заключенных, стража и убийцы обнимали его с восторгом, раз-
давались самые неистовые аплодисменты, а затем снова приступали к массовым убийствам. Во время самого соверше-
ния убийств не прекращалось веселье; танцевали вокруг трупов, устанавливали скамьи для «дам», желавших видеть, как
убивают аристократов. При этом убийцы не переставали выказывать совершенно специфическое чувство спра-
ведливости. Один из убийц заявил трибуналу, что дамы, сидящие далеко, плохо видят, и что лишь некоторым из присут-
ствующих выпадает на долю удовольствие бить аристократов. Трибунал признал справедливость этого замечания, и
решено было осужденных медленно проводить между шпалерами убийц, которые будут бить их тупым концом сабли, чтобы продлить мучения. Они кромсали совершенно обнаженные жертвы в течение получаса и затем, когда все уже
вдоволь насмотрелись, несчастных приканчивали, вскрывая им животы.
Но в другом отношении убийцы обнаруживали такую большую щепетильность и нравственность, которую трудно
было ожидать у них. Они не брали, например, ни денег, ни драгоценностей, найденных у своих жертв, и все это в цело-
1 Т. е. участники «сентябрьской резни», продолжавшейся 3 дня в сентябре 1792 г. (
81
сти доставляли в комитеты.
Во всех таких действиях можно наблюдать первичные формы рассуждения, характерные для души толпы. Так, пере-
резав от 12000 до 15000 врагов нации, толпа немедленно подчинилась новому внушению. Кто-то высказал замечание, что и в других тюрьмах, там, где сидят старые нищие, бродяги и молодые арестанты, много находится лишних ртов, от
которых недурно было бы избавиться; притом ведь между ними, несомненно, должны существовать и враги народа, вроде некоей г-жи Делярю, вдовы отравителя. «Наверное, она взбешена, что сидит в тюрьме. Если бы она могла, то по-
дожгла бы Париж; она, уж верно, говорила это, она сказала это! Еще один удар метлы!». Такие доводы показались на-
столько убедительными толпе, что все заключенные были перебиты гуртом, и в том числе около пятидесяти детей в
возрасте от 12 до 17 лет, «которые ведь также могли со временем превратиться во врагов нации, поэтому лучше было
отделаться от них теперь же».
После недели такого труда, когда все было закончено, убийцы могли, наконец, подумать и об отдыхе. Вполне убеж-
денные в том, что они заслужили благодарность отечества, они явились к властям с требованием награды; наиболее же
ретивые даже заявили притязание на получение медали.
История Коммуны 1871 года тоже заключает в себе немало подобных фактов. И нам предстоит еще не раз наблюдать
нечто подобное, так как влияние толпы все возрастает, а власти перед нею капитулируют.
ГЛАВА III
ПРИСЯЖНЫЕ И УГОЛОВНЫЕ СУДЫ
Не имея возможности рассмотреть здесь все категории присяжных, я остановлюсь лишь на той, которую считаю наибо-
лее важной, на присяжных уголовного суда. Эти присяжные представляют собой превосходный образчик толпы разно-
родной, неанонимной. Мы находим тут и восприимчивость к внушению, и преобладание бессознательных чувств вместе