подробности, которые слишком выходили бы из границ этого труда. То, что верно для верований, одинаково верно и для
учреждений; эти последние не могут передаваться от одного народа к другому, не подвергаясь изменениям. Не желая
утомлять читателя массой примеров, я прошу его просто обратить внимание на то, до какой степени в новейшие времена
изменяются у разных рас одни и те же учреждения, навязанные силой или убеждением, несмотря на то, что сохраняют
23
одинаковые названия. Я это показал в предыдущей главе на примере различных стран Америки.
Учреждения, в действительности, составляют только следствие необходимостей, на которые воля одного поколения
не может оказать никакого действия. Для каждой расы и для каждого фазиса развития этой расы существуют условия
существования, чувств, мыслей, мнений, наследственных влияний, предполагающих одни учреждения и исключающих
другие. Правительственные ярлыки очень мало значат. Никогда не было дано какому-нибудь народу выбирать учрежде-
ния, которые казались ему лучшими. Если очень редкий случай позволяет ему их выбирать, то он не умеет их сохранять.
Многочисленные революции, беспрерывные изменения конституций, которым французы предаются уже в продолжение
века, составляют опыт, который должен был бы уже давно выработать у государственных людей определенный взгляд
на этот счет. Я, впрочем, думаю, что только в голове темных масс и в узкой мысли некоторых фанатиков способна еще
держаться та идея, что важные общественные перемены могут совершаться путем декретов. Единственная полезная роль
учреждений заключается в том, чтобы дать законную санкцию изменениям, которые уже приняты нравами и обществен-
ным мнением. Они следуют за этими переменами, но не предшествуют им. Не учреждениями изменяются характер и
мысль людей. Не ими можно сделать народ религиозным или скептиком, научить его руководить самим собою вместо
того, чтобы беспрестанно требовать от государства обуздывающих его мер.
Я не буду долго останавливаться на языках, только напомню, что даже тогда, когда язык уже установился благодаря
письменности, он необходимо изменяется, переходя от одного народа к другому, и это именно делает столь нелепой
идею о всемирном языке. Менее чем в два столетия после завоевания галлы, несмотря на свое неизмеримое численное
превосходство, приняли латинский язык; но этот язык народ скоро переделал сообразно своим потребностям и особен-
ной логике своего ума. Из этих видоизменений получился в конце концов современный французский язык.
Различные расы не могут долгое время говорить на одном и том же языке. Случайности завоеваний, коммерческих
интересов могут, без сомнения, заставить какой-нибудь народ принять чужой язык вместо своего родного, но в течение
немногих поколений заимствованный язык совершенно преобразуется. Преобразование будет тем глубже, чем раса, у
которой язык был заимствован, сильнее отличается от той, которая его заимствовала.
Всегда можно встретить несходные языки в странах, где существуют различные расы. Индия представляет этому
блестящий пример. Большой полуостров населен очень многими и очень различными расами; ученые насчитывают
там 240 языков, некоторые из них отличаются друг от друга гораздо больше, чем греческий от французского. Двести
сорок языков, не говоря уже о почти трехстах диалектах! Между этими языками самый распространенный — еще со-
вершенно новый, так как он существует не дольше трех столетий; это индостанский, образовавшийся из соединения
персидского и арабского, на которых говорили завоеватели-мусульмане, с индусским, одним из наиболее распростра-
ненных в завоеванных странах языков. Победители и побежденные вскоре забыли свой первобытный язык, чтобы гово-
рить на новом языке, приспособленном к потребностям новой расы, образовавшейся путем скрещивания различных
совместно живущих народов.
Я не могу дольше останавливаться на этом вопросе и вынужден ограничиться указанием основных идей. Если бы я
мог входить в необходимые подробности, то пошел бы дальше и показал бы, что когда народы различны, то слова, кото-
рые мы считаем у них равнозначными, в действительности представляют до такой степени далекие друг от друга спосо-
бы мышления и чувствования, что вполне верный перевод с одного языка на другой невозможен. Это легко понять, ви-
дя, как на протяжении нескольких веков в одной и той же стране, у одной и той же расы одно и то же слово соответству-
ет совершенно несходным понятиям.
Старинные слова представляют понятия людей прежнего времени. Слова, бывшие вначале знаками действительных
вещей, вскоре утратили свой смысл вследствие изменений в идеях, нравах и обычаях. Продолжают рассуждать с помо-
щью этих привычных знаков, изменить которые было бы слишком трудно, но нет уже никакого соответствия между тем, что они представляли ранее, и тем, что обозначают в настоящее время. Когда речь идет о народах, очень удаленных от