Психология толп

рием надо относиться к показаниям толпы. Тысячи людей, например, присутствовали при знаменитой кавалерийской

атаке во время Седанской битвы, между тем, невозможно, ввиду самых противоречивых показаний очевидцев, узнать, кто командовал этой атакой. Английский генерал Уолслей доказывает в своем новом сочинении, что до сих пор относи-

тельно важнейших факторов битвы при Ватерлоо существуют самые ошибочные представления, несмотря на то, что эти

факты подтверждаются сотнями свидетелей.

Можем ли мы знать относительно какого бы то ни было сражения, как оно в действительности происходило? Я сильно в этом со-

мневаюсь. Мы знаем, кто были побежденные и победители, и далее этого наши

знания, вероятно, не идут. То, что Д’Аркур, участник и свидетель, рассказывает о Сольферинской битве, может быть применено ко

всяким сражениям: «Генералы, получающие сведения, конечно, от сотни свидетелей, составляют свои официальные доклады; офице-

ры, которым поручено передавать приказы, изменяют эти документы и составляют окончательный проект отчета; начальник главного

штаба опровергает его и составляет сызнова. Тогда уже его несут к маршалу, который восклицает: «Вы решительно ошибаетесь!» и

составляет новую редакцию. От первоначального доклада уже не остается ничего». Д'Аркур рассказывает этот факт, как доказатель-

ство невозможности установить истину даже относительно события, наиболее поразительного и наиболее известного.

Подобного рода факты достаточно указывают, какое значение имеют показания толпы. Согласно логике, единоглас-

ное показание многочисленных свидетелей следовало бы, по-видимому, причислить к разряду самых прочных доказа-

тельств какого-нибудь факта. Но то, что нам известно из психологии толпы, показывает, что именно в этом отношении

трактаты логики следовало бы совершенно переделать. Самые сомнительные события — это именно те, которые наблю-

дались наибольшим числом людей. Говорить, что какой-нибудь факт единовременно подтверждается тысячами свидете-51

лей, — это значит сказать, в большинстве случаев, что действительный факт совершенно не похож на существующие о

нем рассказы.

Из всего вышесказанного явственно следует, что к историческим сочинениям надо относиться как к произведениям

чистой фантазии, фантастическим рассказам о фактах, наблюдавшихся плохо и сопровождаемых объяснениями, сделан-

ными позднее. Месить известку — дело гораздо более полезное, чем писать такие книги. Если бы прошедшее не завеща-

ло нам своих литературных и художественных произведений и памятников, то мы бы не знали истины о прошлом. Разве

мы знаем хоть одно слово правды о жизни великих людей, игравших выдающуюся роль в истории человечества, напри-

мер, о Геркулесе, Будде и Магомете? По всей вероятности, нет! В сущности, впрочем, действительная жизнь их для нас

имеет мало значения; нам интересно знать этих великих людей только такими, какими их создала народная легенда.

Именно такие легендарные, а вовсе не действительные герои и оказывали влияние на душу толпы.

К несчастью, легенды, даже когда они записаны, все-таки не имеют сами по себе никакой устойчивости. Воображе-

ние толпы постоянно меняет их сообразно времени и, особенно, сообразно расам. Как далек, например, кровожадный

библейский Иегова от Бога любви, которому поклонялась св. Тереза; и Будда, обожаемый в Китае, не имеет ничего об-

щего с Буддой, которому поклоняются в Индии!

Не нужно даже, чтобы прошли столетия после смерти героев, для того, чтобы воображение толпы совершенно видо-

изменило их легенду. Превращение легенды совершается иногда в несколько лет. Мы видели, как менялась несколько

раз, менее чем в пятьдесят лет, легенда об одном из величайших героев истории. При Бурбонах Наполеон изображался

каким-то идиллическим филантропом и либералом, другом униженных, воспоминание о котором, по словам поэтов, должно жить долго под кровлей хижин. Тридцать лет спустя добродушный герой превратился в кровожадного деспота, который, завладев властью и свободой, погубил три миллиона человек, единственно только для удовлетворения своего

тщеславия. Теперь мы присутствуем при новом превращении этой легенды. Когда пройдет еще несколько десятков сто-

летий, то ученые будущего, ввиду таких противоречивых повествований о герое, быть может, подвергнут сомнению и

самое его существование, подобно тому, как они сомневаются иногда в существовании Будды, и, пожалуй, будут видеть

в этих сказаниях о герое какой-нибудь солнечный миф или же дальнейшее развитие легенды о Геркулесе. Но эти уче-

ные, вероятно, легко примирятся с такими сомнениями, так как лучше нас посвященные в психологию толпы, они будут, конечно, знать, что история может увековечивать только мифы.

§3. Преувеличение и односторонность чувств толпы

Каковы бы ни были чувства толпы, хорошие или дурные, характерными их чертами являются односторонность и пре-

увеличение. В этом отношении, как и во многих других, индивид в толпе приближается к примитивным существам. Не