Психология женского насилия. Преступление против тела

В отчете о расследовании сообщается, что в течение последних нескольких недель своей жизни Виктория «жила и спала в ванне в неотапливаемой ванной комнате, со связанными руками и ногами внутри мусорного мешка, лежа в собственной моче и фекалиях» (Laming. 2003, р. 1). Здесь в ужасающей реальности воплощено представление о детях как о «контейнерах с ядом» для убийственных, токсичных чувств их родителей, о чем уже говорилось выше (deMause). Как и во многих других случаях жестокого насилия в отношении детей, реакция страха ребенка, выражающаяся в недержании мочи или кала, может еще больше разъярить родителей или опекунов, которые переходят тогда к еще более суровым наказаниям, что, в свою очередь, усугубляет ситуацию. В данном случае насилие обострилось до почти невообразимой степени — настолько, что Викторию поместили в мусорный мешок, связанную, в попытке сдержать и ограничить ее эмоциональные и телесные излияния.

В отчете описываются ужасные свидетельства жестокого насилия, в полной мере выявленные только после смерти ребенка:

В конце отказали легкие, сердце и почки Виктории. Доктор Натаниэль Кэри, патологоанатом Министерства внутренних дел с многолетним опытом, провел посмертное исследование тела. В заключении, сделанном доктором, были зафиксированы характер, расположение и степень тяжести нанесенных Виктории травм и способы, которыми они были нанесены. Кэри сказал: «Любые травмы, наносимые детям, ужасны, и любому человеку трудно их осознавать, но с точки зрения характера и степени тяжести травм в данном случае, учитывая то, что наносили их почти систематически, я, безусловно, считаю произошедшее худшим из того, с чем я когда-либо имел дело, и это практически самое худшее, о чем я когда-либо слышал».

В ходе патологоанатомического исследования д-р Кэри зафиксировал не менее 128 травм на теле Виктории, о чем он написал: «Нет ни одного места, которое бы они пошалили — шрамы есть по всему телу».

(Laming, 2003, р. 12)

Сама Виктория могла бояться разоблачить ту угрозу, с которой она столкнулась, так же как и специалисты, подозревающие факт насилия, могли, как предполагают Э. Купер и Дж. Лусада, быть слишком напуганы, чтобы раскрыть ее (Cooper, Lousada. 2005). Параллели между обманутыми, сбитыми с толку и напуганными специалистами и испуганным ребенком действуют на разных уровнях.

Примечательным и неудивительным является тот факт, что, услышав о смерти Виктории, Куао сказала: «Это ужасно; я потеряла своего ребенка» (Laming, 2003, р. 37). Это иллюстрирует тот смысл, в котором Виктория стала для нее объектом, который она использовала и в отношении которого совершала насилие, а также раскрывает собственное внутреннее отрицание Куао той крайней опасности, которой она неоднократно подвергала девочку. Однако неясно, намеревалась ли Куао сохранить жизнь ребенка, чтобы и дальше ее пытать, и какова вероятность того, что вся ситуация вышла из-под ее контроля, особенно с появлением Мэннинга, а также после высказываний двух разных пасторов о том, что Виктория якобы одержима злыми духами. Запись в дневнике Мэннинга свидетельствует, как он собирался вернуться домой «и освободить сатану из ее мешка», отражая почти психотическую степень убежденности в том, что этот несчастный и травмированный ребенок на самом деле был демоном.

Читая хронологию произошедших событий, подробно изложенную в отчете о расследовании, можно также увидеть, как увеличилось насилие с началом отношений между Мэннингом и Куао и как Виктория подвергалась, возможно, еще большим мучениям, когда она начала «лезть в отношения взрослых». В одном из случаев, задокументированных в отчете о расследовании, Куао прибыла в дом к Кэмеронам, которые ранее присматривали за Викторией, вместе с ней и упрашивала их забрать ее на постоянное проживание из-за проблем, которые Виктория, по словам Куао, создавала в их с Мэннингом отношениях. Возможно, на определенном уровне это было бессознательной попыткой «спасти» как ребенка, так и саму себя от невыносимой ситуации.