Понимание мотивации матери с точки зрения психологии должно быть всесторонним, также оно должно признавать существование у матерей агрессивных импульсов в адрес их собственных детей. Было высказано возражение против этого, заключавшееся в том, что подобное понимание мотивации в действительности может быть использовано для искажения истины, для оправдания женщины-насильника путем сведения к минимуму ее агрессии и представления ее в качестве жертвы. Этот упрек в некоторой степени основывается на ложной дихотомии, согласно которой роли жертвы и насильника считаются абсолютно взаимоисключающими. Данное возражение поднимает важный вопрос: возможно ли, что чрезмерное внимание к психологической уязвимости матери или опекуна может отвлечь внимание от их агрессии и потенциальной опасности? Психологическая модель, в которой подчеркивается связь между агрессией и пережитым насилием, позволит понятным образом показать эти взаимосвязи и объяснит, почему получается так, что поврежденные и подавленные женщины могут представлять опасность для детей, переходя из состояния жертвы в состояние агрессора. Данная модель вполне может встретить сопротивление, отчасти по причине сильного влияния идеализации материнства.
Отрицание женского насилия очевидно на примере готовности признать факт наличия психологического расстройства у женщин до такой степени, что их виновность и агрессию перестают замечать. Но важно иметь в виду, что мать является преступницей, совершившей насилие по причине своих собственных психологических нарушений или неудовлетворенных потребностей, что она либо сфабриковала симптомы, либо нанесла травмы ребенку, чтобы вызвать болезнь в соответствии с ее собственным внутренним сценарием. Следует попытаться выявить характер этого внутреннего повествования, чтобы защитить ребенка и помочь матери (если существует возможность того, что ребенок останется с ней). Для того чтобы защита детей была эффективной, важно признать возможность совершения женщинами насильственных действий. Как отмечает Вэллдон: «Обществу было чрезвычайно сложно признать, что женщины могут совершать в отношении детей сексуальное или какое-либо иное насилие, и это оставило детей без защиты» (Welldon, 1996, р. 177); это отрицание и этот «заговор молчания» распространяются также и на профессионалов.
Существует драматический элемент, касающийся сценария FII, который заключается в том, что в какой-то момент мать становится в высшей степени важным и ценным человеком в том отделении медицинского учреждения, где ее тревоги и здоровье ее ребенка воспринимаются всерьез. В таком случае отделение медучреждения становится сценой театра, на которой разыгрываются собственные нерешенные эмоциональные драмы матери, и ее ребенок в этой ситуации становится средством для достижения цели. FII имеет сильные параллели с самоповреждением, при котором психические конфликты буквально воплощаются и разворачиваются во плоти. При FII тело ребенка используется матерью как ее собственное и насилие направлено как против нее самой, так и против ее ребенка. Ее мышление конкретно, и она как соматизирует свою психологичекую боль, так и проецирует это на своего ребенка, — либо в фантазии (сфабрикованные симптомы), либо через физическое насилие преодолевая телесные границы и намеренно вызывая у ребенка болезненное состояние.