Психометраж

Я уверен, что присущая людям зависимость от ощущений лучше иных  ингредиентов питает и укрепляет систему угнетения. И страх, как наиболее достижимая эмоция, наркотиком  въедается в психику угнетаемых.

Страх приучает людей не к ошейнику и плети, а к тем чувствам, что испытывают угнетенные под плетью. И если избавить их от страха, если освободить их от угнетения, но в замен ничего кроме свободы действий не предоставить, то наркоманы ощущений сами принесут в зубах плеть и униженно склонят головы.

Я задаю вопрос шестидесятилетнему деду, что сидит в «инвалидном» отряде — он здесь режимный. Каково это, каждый раз спрашивать разрешения сходить в туалет у малолетнего оболтуса-активиста, что в своей жизни кроме синтетической наркоты ничего не видел. «Именно за это твой предок воевал?» - спрашиваю я его безжалостно. Он ухмыляется собачьей улыбкой и косит взгляд. «Досижу уже, что мне выё...ваться»

В этот же день я уже в своём режимном отряде интересуюсь у дневального активиста, что негласно приставлен шпионить за мной: «Каково это — стучать на таких же, как ты и по ночам вести учёт кто и во сколько ходит в туалет?»  Он был более честен: тяжёлое детство и отец-деспот. А за мной он следит не по воле своей, а по приказу оперскому. «Так-то Антон ты хороший человек. У меня к тебе ничего личного».

Неразлучная пара «садо-мазо» уже давно стала классикой не только в психиатрии и в большинстве семей. Взаимоотношения в этом же стиле, но только между угнетателями и угнетенными я ежедневно наблюдаю вокруг себя. Мне неприятны угнетатели, но еще больше мне неприятны угнетаемые. Я пытаюсь перестать их презирать и начать хотя бы жалеть, но пока у меня получается это плохо.

Большая часть тех, кто боится – хочет бояться. Желает этого не разумом, но тем, что приходит из-под сознания в снах. И всем попыткам спасти этих людей от страха, избавив их от угнетателей, они не только не помогут, но и активно будут этому противодействовать. Нередко люди, которым пытаешься помочь, просят оставит их в покое. Они боятся, как бы не вышло хуже, и в результате готовы навсегда остаться  в том состоянии повседневной тревоги, в котором они привыкли жить.

Нет, конечно же люди не смакуют мысли: «о как же нам нравится цепь! О как мы скучаем по приказам! О, какое  счастье узнать об очередном запрете!» Но как часто бывает, что стоит только освободить людей от угнетателя и попытаться среди бывших подневольных установить демократичное и справедливое  управление, как все тут же перестают блюсти свои интересы, даже в элементарных вопросах чистоты и порядка. Очень быстро находится какой-нибудь прохиндей в личине добродетеля и берет на себя функции единоличного «решалы» всех на свете проблем. А люди, ещё недавно поборовшие тирана, наперегонки спешат вручить свои права очередному угнетателю. И всё снова стает на круги своя.

Рассуждая так, мне не обязательно иметь в виду глобальные геополитические масштабы. Я вижу подобное на уровне небольших коллективов, даже не лагеря в целом, а всего лишь отряда.

И стоит ли пытаться избавить угнетаемых от их страхов, за которые они держатся, как за своё полноценное счастье? Стоит ли бороться с угнетателями, если люди их ценят гораздо более свободы? Нужно ли вообще помогать людям, если они не просят о помощи?

Тюремный опыт подсказывает, что защищать нужно только себя, свою семью свою стаю. Но это рассуждение ума. Возможно, так он пытается оправдать мои собственные страхи.

Однако, если бы я в своей жизни, полагался бы только на ум, то я даже не сел бы в тюрьму. К моей беде, я нередко чувствую  крайнее несогласие с холодной логикой ума, чего-то того, что живет внутри. И это что-то возмущается и негодует каждый раз, когда я отвожу глаза от очередной несправедливости. Но стоит начать действовать, как я вновь и вновь виноват. В том числе и перед тем, за кого решил заступиться. И тогда я опять убеждаюсь в правоте ума, твердившего мне: «не лезь куда не просят». Но ведь почему-то я уверен и в том, что если молчишь, значит соучаствуешь. И как мне свести концы с концами?

Чтобы не возненавидеть себя и не сойти с ума, и в то же время не поддаться на провокацию «торпед» и не дать втянуть себя в еще большую передрягу, я решил никуда в открытую не лезть, но и не бездействовать.

Общаясь с как можно большими людьми, в том числе и с профессиональными угнетателями, я пытаюсь микродозами культуры изменить мир насилия хоть на каплю. Не знаю удаётся ли мне, но я хоть чуть-чуть успокаиваюсь. До очередного срыва.

Когда-то я бы удивился, скажи мне кто-то о том, что в тюрьме агрессия вредна и излишня. Сейчас же я в этом убежден. Как и любая эмоция, агрессия должна быть осознана и контролируемая. Стоит ей превратится в слепой гнев, и тюремные акулы без всякой жалости вцепятся в брошенное сгоряча слово.  Неосторожность в выплеске эмоций приводит к очень большим  проблемам и, возможно даже, к новому сроку заключения.