Психопатология обыденной жизни

Да и более тонкая детерминация[188] выражения мысли в виде высказывания в письменном виде заслуживает детального внимания. Ведь, в общем-то, принято считать, что существует выбор, в какие слова следует облечь свои мысли или с помощью какого образа их приукрасить. Более тщательное наблюдение свидетельствует, что результат выбора определяют другие соображения и что в форме выражения просматривается более глубокий, зачастую непреднамеренный смысл. Одни образные выражения и обороты речи, которыми предпочитает пользоваться какой-то человек, не безразличный к размышлениям, зависят от его же способа мышления. Другие же часто намекают на проблему, которая в данный момент находится на заднем плане, но целиком завладела говорящим. Некогда в теоретических беседах я слышал время от времени фразу: «Если что-нибудь внезапно придет в голову», но в одном случае я знал, что говорившему совсем недавно пришло известие, что у его сына военная фуражка, которую он носил задом наперед, была прострелена русской пулей.

X Заблуждения

Заблуждения памяти отличаются от забывания с неверным припоминанием только одним признаком: заблуждение (ошибочное припоминание) не признается таковым, а воспринимается с доверием. Однако использование этого слова зависит, видимо, и еще от одного условия. Мы говорим «заблуждается» вместо «ошибочно вспоминает» тогда, когда в требующем воспроизведения психическом материале нужно подчеркнуть его особую связь с объективной реальностью. В первом же случае необходимо вспомнить что-то иное, чем факт собственной психической жизни, скорее всего доступное подтверждению или опровержению с помощью воспоминаний других людей. В этом случае противоположность ошибкам памяти составляет неведение.

В моей книге «Толкование сновидений» (1900) я повинен в искажениях исторического и вообще фактического материала, на которые с изумлением обратил внимание после появления книги. При более тщательной их проверке я обнаружил, что они берут начало не в моем незнании, а управляются заблуждениями памяти, поддающимися объяснению с помощью анализа.

1) На с. 266 (первое издание) местом рождения Шиллера я назвал город Марбург – город с таким названием встречается еще и в Штирии. Эта ошибка находится в описании анализа сновидения во время ночной поездки, когда меня разбудил кондуктор, громко выкрикнув название станции: Марбург. В содержании самого сна возникал вопрос об одной книге Шиллера. Родился же он не в университетском городе Марбург, а в швабском Марбахе. Заверяю к тому же, что всегда это знал.

2) На с. 135 я назвал отца Ганнибала Гасдрубалом. Это заблуждение меня особенно раздосадовало, зато значительно укрепило в понимании подобных ошибок. В истории Баркидов мало кто из читателей этой книги разбирается лучше ее автора, который совершил ошибку в тексте и проглядел ее в ходе трех корректур. Отца Ганнибала звали Гамилькар Барка, Гасдрубал – имя его брата, а также шурина и предшественника по командованию войсками.

3) На с. 177 и 264 я утверждаю, что Зевс кастрировал своего отца Кроноса и сверг его с трона. Однако это злодеяние я по ошибке[189] сдвинул на одно поколение богов в греческой мифологии. Его совершил Кронос в отношении своего отца Урана.

Как же в таком случае объяснить, что в этих местах память изменила мне, предоставив неверные сведения, тогда как в других случаях, в чем читатели легко могут убедиться, в моем распоряжении находился более давний и менее используемый материал? Вместе с тем как при трех тщательно прочитанных корректурах я не узрел эти ошибки, словно меня поразила слепота?

Гёте сказал о Лихтенберге: в том, по поводу чего он шутит, лежит, затаившись, проблема. Что-то подобное можно утверждать о приводимых здесь местах моей книги: там, где имеет место ошибка, за ней скрывается вытеснение. При анализе приводимых там сновидений я был вынужден из-за особенностей их тематики (на ней отобразились их главные идеи), с одной стороны, где-то обрывать анализ до его завершения, с другой – смягчать остроту некоторых деликатных деталей с помощью небольших искажений. Я не мог сделать ничего другого, да и не приходилось выбирать, если я вообще собирался приводить примеры и доказательства. Мое довольно стесненное положение вытекает закономерно еще и из специфики сновидений, стремящихся обеспечить проявление вытесненного, то есть неподходящего для осознания, материала. Несмотря на это, в психике, видимо, оставалось еще много такого, что могло шокировать более впечатлительные души. Искажение или замалчивание таких, продолжающих, как мне известно, существовать мыслей пока не удалось полностью осуществить. То, что я собирался подавить, добивалось – зачастую вопреки моей воле – доступа к моему восприятию и проявляло себя в нем в виде не замечаемых мной оплошностей. В основе всех трех приведенных примеров лежит, впрочем, одна и та же тема: заблуждения – это производные вытесненных мыслей, касающихся моего покойного отца. Теперь к примерам.