Механизм заблуждения выглядит наименее устойчивым среди всех видов ошибочных действий, иначе говоря, наличие ошибки свидетельствует в самой общей форме о том, что соответствующей психической деятельности приходится бороться с каким-то мешающим ей влиянием, но при всем том характер ошибки не был детерминирован особенностью оставшейся в тени мысли. В этом месте мы приведем тем временем дополнение, что во многих простых случаях оговорок и описок следует допустить существование таких же обстоятельств. Каждый раз, когда мы совершаем оговорку или описку, мы вправе делать вывод о наличии помехи в виде психических процессов из-за пределов наших замыслов. Однако следует учитывать, что зачастую оговорки и описки придерживаются законов подобия, повышения удобства или тенденции к ускорению процессов без того, чтобы фактору, вызывающему помехи, удалось наложить свою печать на получающуюся вследствие оговорки или описки ошибку. Лишь подходящий языковой материал делает возможным детерминацию ошибки, а тем самым устанавливает и ее размер.
Чтобы не ссылаться исключительно на собственные заблуждения, приведу еще несколько примеров, которые, впрочем, можно было бы с тем же успехом включить в разряд оговорок или ошибочных захватываний предметов, но при равноценности этих видов ошибочных действий это можно считать несущественным.
5) Одному своему пациенту я запретил звонить по телефону возлюбленной, с которой он и сам собирался порвать: дело в том, что любой разговор требовал все новых усилий по отвыканию от нее. Ему следовало сообщить прощальные слова по поводу их отношений в письменном виде, невзирая на трудности с доставкой письма. При таких обстоятельствах он посетил меня около часа дня, чтобы сказать, что нашел способ обойти эти трудности и, кроме всего прочего, спросил, может ли он сослаться на мой авторитет в качестве врача. Около двух часов он занимался редактированием письма с сообщением о разрыве, но затем прервался и сказал присутствующей при этом матери: «Я совсем забыл спросить профессора, могу ли я в письме упомянуть его фамилию». Потом он спешит к телефону, просит соединить его и говорит в трубку: «Может ли господин профессор после обеда говорить по телефону?» В ответ прозвучал удивленный голос: «Адольф, ты что, с ума сошел?» – и как раз тот самый голос, который, если следовать моему запрету, он не должен был слышать! Он всего лишь «ошибся» и вместо номера врача назвал номер возлюбленной.
6) Одной молодой даме[190]
нужно было нанести визит вышедшей недавно замуж подруге, живущей на улице7) В одном дачном местечке школьный учитель, очень бедный, но весьма импозантный молодой мужчина, ухаживал за дочерью владельца загородного дома из большого города до тех пор, пока девушка страстно в него не влюбилась, а еще и подвигла свое семейство одобрить их брак, невзирая на имущественные и национальные различия. В один прекрасный день учитель пишет своему брату письмо, в котором сообщает: «Девчушка совсем не красавица, но довольно мила, и этого вполне достаточно. Однако решусь ли я жениться на еврейке, этого я тебе еще не могу сказать». Письмо попало в руки невесты и положило конец помолвке, тогда как в то же самое время брату приходилось удивляться адресованным ему излияниям любви. Мой информатор заверял меня, что в данном случае имела место ошибка, а не хитроумная уловка. Известен мне и еще один случай, когда дама, недовольная своим прежним врачом, но не желавшая отказывать ему напрямую, добилась этого, перепутав письма. По крайней мере, тут я могу ручаться, что это случилось в результате ошибки, а не благодаря осознанному использованию широко известного комедийного приема.
8) Брилл[191]
рассказывает об одной даме, которая, осведомляясь у него о самочувствии общей знакомой, по ошибке назвала ту ее девичьей фамилией. Когда на это обратили ее внимание, ей пришлось признать, что она не любит мужа этой дамы и была очень недовольна ее замужеством.