Психопомп

Между тем настал день похорон. (Взять ли это слово в кавычки? Или с учетом того, что в могилу уйдет гроб с телом человека, о котором хотя и неизвестно ничего – ни имени его, ни возраста, но который все-таки сподобился погребения, – оставить в прямом значении? Поразмыслив, мы решили, что это все-таки похороны безо всяких кавычек.) Накануне три дня перед этим не покидавший свою квартиру Карандин поздно ночью выбрался на улицу, сел в такси, уехал в Шереметьево и улетел во Флоренцию. Наталья Васильевна, его тетя, полная, даже, может быть, грузная, но при этом чрезвычайно живая, подвижная, с приятным округлым лицом, карими веселыми глазами, цветом и разрезом напоминающими глаза Карандина. У него, однако, они смотрели на людей без тени улыбки, с тем несколько отсутствующим выражением, с каким обыкновенно говорят, ничего нового я от вас не услышал. У тетки же взгляд, напротив, был неизменно доброжелательным. Лишь однажды, когда речь вдруг зашла об отце Карандина и, стало быть, о ее родном брате, глаза ее стали похожи на глаза собаки, взглядывающей на чужого человека с холодной злобой. На том свете, мстительно сказала она, припомнят ему… Сидел на мешке с деньгами, а родной племяннице рубля не дал на операцию. Во всем остальном она была милейшим человеком; и не прочь была пропустить рюмочку, что также свидетельствовало о ее достойных душевных качествах. В те три дня, когда Карандин, сказавшись больным, сидел дома, он угощал Наталью Васильевну отменным итальянским вином из семейства «Primitivo», отведав которое она облизнула губы и произнесла: не мое; с прохладцей отнеслась она к односолодовому виски; отвергла бурбон; и только пригубив раз, потом другой, а затем и осушив стопку «Белой березы золотой», промолвила, вот это по мне. Она очень быстро поняла, что от нее требуется, вошла в роль домоправительницы, звонила в офис Карандина и сообщала о его внезапной тяжелой болезни, отвергала помощь и пресекала визиты, сказав, что возможно заражение. На резонный вопрос, а как же вы, смиренно отвечала, мы как-нибудь по-родственному Господь не без милости. Затеянную племянником игру в похороны она, рассудив, одобрила. А что поделаешь, высказалась Наталья Васильевна, от этого разбойника только в могиле и спрячешься. К свалившимся на нее от щедрот Карандина квартирам, дачам и прочему движимому и недвижимому она отнеслась наподобие какого-нибудь перипатетика. То не было ничего, то привалило. И тогда не горевали, и сейчас плясать не будем. У меня три дочки и семь внуков – они разберутся. Когда Карандин исчез, Наталья Васильевна позвонила его заместителю и правой руке Борису Натановичу Милыптейну и, придав голосу скорбное выражение (что у нее, отметим, получилось превосходно), сказала, все, ушел мой племянничек нынче под утро. Она всхлипнула. Милыптейн принес соболезнования, промолвил, вспомнив православное пожелание, Царство ему Небесное, и добавил, что, само собой, мы все сделаем. Не волнуйся, Борис Натанович, шумно сморкаясь, ответила она, кладбище есть, могилка есть, и гроб тоже есть. Похороны послезавтра. И завертелось: соболезнования от Союза промышленников и предпринимателей, Ассоциации российского бизнеса, ВТБ-банка, Налоговой инспекции… Марк читал некролог в «Известиях»: «Сергей Лаврентьевич Карандин обладал всеми качествами современного предпринимателя: быстрым умом, деловой хваткой, умением определить главное направление своего бизнеса. Выстроенная им система давала отличные результаты. Мы потеряли друга, соратника и единомышленника. Он ушел из жизни в расцвете сил и таланта» – читал и усмехался, думая, с каким интересом читает это сам Карандин.

8.