Психотерапия и экзистенциализм. Избранные работы по логотерапии

Итак, кризис продолжается. На другой день: «Делаю упражнения. Наконец через полчаса легкий транс. Моя установка на самовнушение такова: все неважно, главное – это живопись и Бог. Я смогу молиться; я смогу рисовать; я наедине с Богом и живописью… Утром и вечером одни и те же упражнения». День спустя: «Продолжаю упражнения. Транс наступает быстро. Теплый голубой воздух течет сквозь меня – мое правое предплечье давит своим весом на матрац… Моя новая установка на самовнушение: образы, которые я испытывала, должны снова стать свободными; это давно забытые образы редкой красоты. Я вижу их снова – мои самые личные впечатления. И на этот раз так ясно, что я могу облечь их в форму. Писала весь день; обрела видение художника. Много идей, но они сменяются в такой быстрой последовательности, что я не успеваю их воплотить. Очень оптимистична; радостно взволнованна. Почти не спала». И новый день: «Во мне постоянно возникают образы. Но я должна принимать гостей, отвечать на звонки – слишком много суеты. В промежутках пишу пейзажи, мои самые лучшие! С сумасшедшей скоростью они как будто “пишутся сами”. Безумно счастлива. Как только я закрываю глаза, один образ сменяется другим: воспоминания и вновь возникающие картины только что увиденного. А также композиции из картин – очень сложные цветовые гармонии. Все движется так быстро, что я едва удерживаю это в памяти. Перед сном делаю упражнение на расслабление. На следующий день продолжаю видеть образы. Я очень счастлива! С Божьей помощью… Жизнь прекрасна. Изображения движутся как на кинопленке, и я прекрасно сплю. Утром чувствую себя отдохнувшей, здоровой, полной энергии. Сегодня выполняла упражнение. Немедленное ощущение полета. Своего рода перевоплощение: я есть свет… Чудесно быть не чем иным, как светом! Так прекрасно, что в сегодняшней практике я не даю себе никаких установок. Не знаю, как долго продолжалось это ощущение, – во всяком случае мне сегодня лучше работалось. Картина еще не закончена – у меня есть время. Я чувствую себя очень спокойной и очень счастливой…»

Спустя несколько месяцев, которые оказались для пациентки определенно продуктивными и в течение которых ей потребовалось лишь несколько консультаций с терапевтом, она сообщила: «Н. Н. [известный искусствовед] посмотрел десять моих картин и выбрал из них одну как самую лучшую из когда-либо мною написанных. Он отметил, что их отличает очень личное видение, и добавил: “Эти картины – образец настоящего искусства; гораздо более сильные и личные, чем ваши довоенные работы; в них есть глубина, которой не было прежде. Они написаны в независимой, подлинной и честной манере, только кое-где проглядывают пережитки натурализма”. Если в первые недели терапии у меня было совсем немного творческих “взрывов и озарений” и регулярная работа была невозможна, теперь я могу писать по обычному графику. Я снова демонстрирую ясное и устойчивое отношение к работе, как и до войны, да еще без вхождения в транс. Моя работоспособность восстановилась, и я могу с чистой совестью сказать, что лечение можно считать завершенным и успешным. Именно сейчас, когда я сталкиваюсь с серьезными внешними трудностями, я вижу, насколько продуктивной была терапия. Я не испытываю ни отчаяния, ни отвращения, ни тревоги и не требую сочувствия, хоть я одинока и знаю, что никто мне не поможет. Но я воспринимаю это как испытание и сделаю все от меня зависящее. Бог наблюдает за мной – хотя утверждать это, наверное, самонадеянно. Пережитый опыт сильно меня обогатил. Я начала осознавать, что лечение устранило все мои комплексы один за другим и теперь я от них полностью освободилась. Терапия дала мне гораздо больше, чем можно было ожидать».

Несмотря на почти патологическую степень самокритичности, пациентка была довольна своими последними работами. Она снова почувствовала в себе способности. Иногда она сама делала упражнения на расслабление; когда ее спросили о ее личных установках, она предложила следующую формулу самовнушения: «Все надо отпустить – пусть мои наиболее личные переживания цвета и формы станут осознанными, и пусть я смогу перенести их на холст».

Теперь, когда пациентка могла работать полноценно, выявилась другая проблема, доселе скрытая. Теперь логотерапия должна была выйти за пределы этапа, которого лечение достигло на данный момент. Если до сих пор терапия была чем-то вроде повивальной бабки и требовалась для рождения художника, то теперь она должна была явить на свет дух пациентки. Ибо теперь задачей логотерапии стало прояснить религиозные проблемы, которые совершенно спонтанно развивались у пациентки в этот период, и, возможно, оказать ей помощь в борьбе с ними. Прогресс в лечении на тот момент можно было бы сформулировать следующим образом: из хорошо известного бенедиктинского девиза – молиться и трудиться (ora et labora) – вторая часть была исполнена, но первая оставалась нереализованной.