Я началъ пріискивать другаго рода разговоръ, судя по тому, который я съ ней им
лъ, что я обманулся въ ея характер, но, повернувшись лицомъ ко мн, выраженіе, которое одушевляло ея отвтъ, уже исчезло. Мускулы лица опустились и я нашелъ выраженіе того же безпріютного горя, которое и прежде заинтересовало меня. — Какъ грустно видть такое нжное существо добычею печали! Я отъ души соболзновалъ ей. Можетъ быть, это покажется довольно смшнымъ жесткому сердцу, но я бы принялъ ее въ свои объятія и, не красня крпко, прижалъ бы къ сердцу, хотя это было на улиц. —Біеніе пульса въ моихъ пальцахъ ув
домило ее о томъ, что во мн происходило; она посмотрла въ землю, и нсколько минутъ мы молчали. —Боюсь вспомнить, но, кажется, я д
лалъ легкія усилія, чтобы сжать крпче ея руку, потому что по тонкому ощущенію я замтилъ въ ладони своей руки не то чтобы стремленіе вырвать свою руку, но какъ будто ей это приходило на мысль. И я врно потерялъ бы ее въ другой разъ, ежели бы, боле инстинктъ чмъ разсудокъ, не указалъ мн на послднее средство въ такого рода опасностяхъ — держать ее такъ легко и свободно, какъ будто я готовъ былъ выпустить всякую минуту и по собственному побужденію; итакъ она оставила ее до тхъ поръ, пока Mons. Dessein воротился съ ключемъ; и въ то же время я сталъ разсуждать, какимъ образомъ преодолть дурное обо мн мнніе, которое могъ возбудить въ ней разсказъ монаха, ежели онъ передалъ ей все. —Когда эта мысль проб
жала въ моей голов, бдный старикъ монахъ быль отъ меня шагахъ въ шести и шелъ по направленію къ намъ, какъ видно было, съ нершительностью, подойти ли къ намъ или нтъ?Подойдя къ намъ съ видомъ добродушной откровенности, онъ остановился и подалъ мн
открытую роговую табакерку, которая была въ его рук. — «Попробуйте моего», сказалъ я, вынимая свою и подавая ему (у меня была маленькая черепаховая). «Превосходный табакъ», сказалъ монахъ. — Сдлайте мн одолженіе,— отвчалъ я: «примите эту табакерку съ табакомъ и, когда будете нюхать изъ нея, вспоминайте иногда, что это былъ знакъ примиренія человка, который поступилъ дурно съ вами, но не по влеченію сердца».Б
дный монахъ покраснлъ, побагровлъ. — «Mon Dieu», сказалъ онъ соединивъ руки: «вы со мною никогда дурно не поступали».— Я тоже такъ думаю, сказала барыня. Теперь былъ мой чередъ покрасн
ть, но что заставило меня краснть, пусть разберутъ т, которые любятъ анализировать.«Извините меня, сударыня», отв
чалъ я: «я обошелся съ нимъ очень дурно; и безъ всякой причины». — «Это не можетъ быть», сказала барыня. — «Боже мой!» вскричалъ монахъ съ жаромъ подтвержденія, котораго я не подозрвалъ въ немъ: «я былъ виноватъ своимъ неумстнымъ усердіемъ». Барыня опровергала это, а я подтверждалъ, что невозможно, чтобы такой правильный умъ какъ его, могъ оскорбить кого бы то ни было. Я до тхъ поръ, пока не почувствовалъ, не подозрвалъ, чтобы споръ могъ такъ пріятно дйствовать на нервы и успокаивать ихъ. — Мы молчали, но не испытывали того безсмысленнаго страданія, которое испытываешь въ обществ, ежели въ продолженіи десяти минутъ смотрятъ другъ другу въ глаза, не говоря ни слова. — Во время этаго молчанія монахъ тёръ свою табакерку рукавомъ своей рясы; и какъ скоро посредствомъ тренія она пріобрла видъ боле свтлый, сдлалъ мн низскій поклонъ и сказалъ, что поздно разсуждать о томъ, что ввело насъ въ противорчіе: доброта или слабость нашихъ сердецъ; но, какъ бы то ни было, онъ просилъ, чтобы мы помнялись табакерками; говоря это, одной рукой онъ подалъ мн свою, другой взялъ мою; и, поцловавъ ее, съ удивительно добрымъ взглядомъ, положилъ ее за пазуху и удалился. —Я сохраняю эту табакерку, она помогаетъ религіи возвышать мою душу и устремлять желанія ея на лучшее. — Въ самомъ д
л, я рдко выхожу безъ нее; она мн часто и во многихъ случаяхъ напоминала о томъ, кто такъ былъ добръ и умренъ, и направляла мою душу къ добру въ трудныхъ случаяхъ жизни. Онъ много встрчалъ ихъ, какъ я посл узналъ изъ его исторіи; почти до сорока пяти-лтняго возраста онъ несъ военную службу, за которую былъ дурно вознагражденъ, и, встртивъ въ то же время неудачи въ нжнйшей изъ страстей, онъ покинулъ вмст мечъ и женщинъ и сдлалъ себ убжище не столько изъ монастыря, какъ изъ самаго себя. —Мн
грустно становится, прибавляя, что въ послдній мой проздъ черезъ Кале на вопросы мои о отц Лавренті, мн отвтили, что онъ умеръ тому назадъ около трехъ мсяцевъ и похороненъ не въ своемъ монастыр, а, сообразно съ его желаніемъ, на маленькомъ кладбищ, принадлежащемъ къ монастырю, въ двухъ верстахъ отъ него. Я имлъ сильное желаніе видть, гд его положили, и когда я вынулъ на его могил его табакерку и вырвалъ одну или дв крапивы, которыя Богъ знаетъ зачмъ тутъ росли, все это такъ разчувствовало меня, что я залился слезами; но я нженъ какъ женщина; прошу свтъ не осмять, a пожалть меня. —