ПСС. Том 46. Дневник, 1847-1854

Я пѣлъ у окна одну, хотя не изъ любимыхъ моихъ⁵⁰⁷ пѣсенъ — Скажи зачѣмъ, — но пѣсню, которую⁵⁰⁸ говорила мнѣ Катя, сидя у меня на колѣняхъ въ тотъ самый вечеръ, когда она разсказывала мнѣ, что она меня любитъ и что оказываетъ расположеніе другимъ только потому, что хоръ того требуетъ, но что никому не позволяетъ,⁵⁰⁹ кроме меня, вольнос[тей[,⁵¹⁰ которыя должны быть закрыты завѣсою скромности. — Я въ этотъ вечеръ отъ души вѣрилъ во всю ее пронырливую Цыганскую болтовню, былъ хорошо расположенъ, никакой гость не разстроилъ меня. За то и вечеръ и пѣсню эту люблю. — Я пѣлъ съ большимъ одушевленіемъ, застѣнчивость не сдерживала моего голоса и не путала переходовъ, я съ большимъ удовольствіемъ слушалъ самаго себя. Тщеславіе, какъ всегда, прокралось⁵¹¹ въ мою душу, и я думалъ: «Мнѣ очень пріятно себя слушать, но еще пріятнѣе, должно-быть, слушать меня постороннимъ»; я даже завидовалъ ихъ удовольствію, котораго я лишенъ былъ, какъ вдругъ, переводя духъ и прислушиваясь къ звукамъ ночи, чтобы еще съ большимъ чувствомъ пропѣть слѣдующій куплетъ, я услыхалъ шорохъ подъ своимъ окошкомъ. — «Кто тутъ?» — Это я-съ, — отвѣчалъ мнѣ голосъ, котораго я не узналъ, несмотря на увѣренность его, что отвѣтъ этотъ былъ совершенно удовлетворителенъ. — Кто я? — спросилъ [я], раздосадованный тѣмъ, что разстроено мое мечтаніе и пѣніе какимъ то профаномъ. — «Я домой шелъ-съ, да остановился, слушалъ». — «А, Марка?» — Такъ точно-съ. — Это вы, кажется, Ваше Сіятельство, изволите Калмыцкія пѣсни пѣть? — «Какія Калмыцкія пѣсни?» — Да я слышалъ, — продолжалъ онъ, не замѣчая моего огорченія и обиды, — что голосъ⁵¹² схожъ съ ихними рейладами. — «Да, калмыцкія». —⁵¹³ Нужно было этому хромому Маркѣ глупымъ своимъ разговоромъ испортить мое удовольствіе; теперь ужъ кончено, я не могъ продолжать ни мечтать, ни пѣть. Сейчасъ пришла мнѣ мысль, что я пою очень дурно, что смѣхъ, кот[орый] я слышалъ на сосѣднемъ дворѣ, — былъ произведенъ моимъ пѣніемъ.⁵¹⁴ Я очнулся подъ непріятнымъ впечатлѣніемъ. Заниматься я тоже немогъ, спать мнѣ нехотѣлось; притомъ же Марка, какъ видно было, былъ въ хорошемъ расположеніи духа и былъ совершенно невиннымъ орудіемъ разочарованія. Я изъявилъ ему свое удивленіе, что онъ еще не спитъ, онъ сказалъ мнѣ весьма вычурными и непонятными словами, что у него безсонница. У насъ завелся разговоръ.⁵¹⁵ — Узнавъ, что не хочу спать, онъ попросилъ позволенія взойдти ко мнѣ, на что я согласился, и Марка усѣлся съ своими костылями противъ моей постели.

Личность Марки, котораго зовутъ однако Лукою, такъ интересна⁵¹⁶ и такая⁵¹⁷ типическая козачья личность, что ею стоитъ заняться. — Мой хозяинъ, старикъ Ермоловскихъ временъ, казакъ, плутъ [?] и шутникъ Япишка, назвалъ его Маркой на томъ основаніи, что, какъ онъ говорить, есть три Апостола: Лука, Марка и Никита Мученикъ; и что одинъ, что другой, все равно. — Поэтому Лукашку онъ прозвалъ Маркой, и пошло по всей станицѣ ему названіе: Марка. —