Пташка

– Не верится? Твоя правда. Надо было быть бездушным нелюдем, чтобы так поступить с ней! И самое подлое, что это говоришь ты, ты, дитя той проклятой связи, погубившей ее! Но твой отец получил по заслугам, видят Небеса!

Гнеда затряслась еще сильнее, и вдруг ее словно обухом ударило. Девушка замерла, не отрываясь от глаз сида, горящих возмездием, которое вмиг стерло его возраст, искрящихся так же, как, должно быть, восемнадцать зим назад, когда он… Когда он…

Гнеда не заметила, как сорвалась с места, будто ее подхватил ураган, и очи, ненавистные, желтые, как налитый солнцем янтарь, оказались совсем близко.

Фиргалл даже не моргнул, словно предвидя и даже желая этого, не сдвинулся с места, и только тени за его спиной быстро метнулись, заслоняя собой, мешая, не позволяя разорвать в клочки. Раскромсать. Изодрать. Растерзать. Перекусить…

Девушка с раздражением почувствовала навалившуюся тяжесть.

Кольцо, намертво сжавшее руки, не дававшее дотянуться.

– Тише, тише, – хрипел Бран ей в ухо, а может, он просто шептал, а хрипела она, Гнеда.

Задыхаясь, Гнеда с отстраненным омерзением распознала на губах ржавчину. Она была сильной, но Бран куда сильнее, и Гнеда потихоньку сдавалась. Она трепыхалась, как пойманная птица, но каждое следующее движение лишь ослабляло ее, не приближая к свободе.

– Тише, – повторил Бран где-то близко, слишком близко, но она ничего не могла с этим поделать. – Я первый бы посмотрел, как ты перегрызешь глотку старому ублюдку, но ценой такой потехи будет Корнамона, стертая с лица земли. Сукин сын основательно подготовился.

Но Гнеда не слушала его шепот. Она вывернулась так, чтобы видеть Фиргалла, и Бран прошипел от досады, из последней мочи удерживая взбесившуюся девушку.

– Ты убил его! – просипела Гнеда. – Ты!

– Да, – спокойно ответил Фиргалл. – И это один из немногих поступков в моей жизни, о котором я не жалею.

Гнеда рванулась и тут же простонала от беспомощности и боли. Корнамонец заломил ей руки, и малейшее сопротивление причиняло страдание. Оттого что Бран, как и она, обманутый Фиргаллом, выступал на его стороне, девушка чувствовала себя еще более преданной.

– Ты солгал!

– Ты не должна была доверять мне, – хладнокровно возразил сид. – Разве ты забыла то утро, когда проснулась одна посреди леса?

– Но это был урок! – борясь с комком в горле, выкрикнула Гнеда.

– Да. И ты не усвоила его, – отрезал Фиргалл.

Гнеда снова трепыхнулась, и Бран, окончательно выведенный из терпения, окликнул слуг.

– Отведите госпожу в ее покои, – резко приказал он, передавая замолчавшую, разом осунувшуюся Гнеду подоспевшим гридням.

Жар, охвативший девушку миг назад, отхлынул, оставив после себя лишь намокшую, холодившую теперь спину рубашку и чувство унижения. Гнеда сгорбилась и поникла, напоминая скорее нахохлившегося птенца, чем разъяренную соколицу. Она уставилась в пол, и после всего пережитого прикосновение чужих рук, осторожно, но неотвратимо направляющих ее к выходу, показалось почти нежным.

Фиргалл не смотрел на Гнеду, когда ее выводили. Он не мог позволить себе отвлечься на посторонние чувства. Главное дело было еще не закончено.

– Так, значит, ты не только благородно примирил внучку и деда, но и устроил ее счастье, выдав за своего сына? – ощерившись, спросил Вороненок, который, кажется, решил, что ему больше нечего терять.

– Я не мог бы пожелать ей лучшего мужа, будь она моей собственной дочерью, – ровно ответил Фиргалл, оставляя без внимания безыскусное подначивание. Он не собирался давать зарвавшемуся молокососу поколебать свое спокойствие. – Я приехал не для того, чтобы упражняться с тобой в остроумии, – почти утомленно продолжал сид. – Аэд хочет мира. Присягни ему и дай клятву, что не станешь покушаться на престол, и он, в свою очередь, забудет тебе то, что ты пытался похитить его внучку.

Губы Брана дернулись, а блестящие очи забегали по лицу собеседника, пытаясь напасть хоть на какую-то слабину. Корнамонец оказался загнан, но Фиргалл был опытный охотник и не хотел, чтобы тот перед концом загрыз хортицу[154].

– И освободи девчонку, – добавил сид как будто промежду прочим, но серые глаза Брана вспыхнули оживлением. Как затравленный зверь, он кожей чуял дуновение воздуха из крошечной лазейки, по которой можно было выбраться из норы.

– Какое тебе до нее дело? – усмехнулся Бран, снова растекаясь по креслу, словно от того, сколько он занимает в нем места, зависит весомость его слов, и у Фиргалла промелькнула непрошеная мысль о том, что мальчишка далеко пойдет.

– Тебе все равно не получить выгоды. Продать ее Залесцу не удастся, она ведь не Яронега. – Челюсти Брана сжались, и Фиргалл понял, что не ошибся насчет его намерений. – Или, быть может, за это время ты прикипел к ней и в самом деле женишься?

Но попытка Фиргалла скрыть за грубостью речей истинные побуждения не удалась.

– Может, и женюсь, – развязно ответил Бран. – Крапивник в руке лучше непойманного журавля, разве не так говорят?

– Оставь девчонку в покое, – жестче, чем собирался, произнес сид.