Пташка

Судимир являлся единственным человеком, который мог рассказать правду. Нет, не правду – в ее существовании Гнеда уже сомневалась, – но свой взгляд на те далекие события. У боярина не было известных девушке причин обманывать ее, поэтому он мог поведать, кем была мать и что на самом деле произошло между ней и князем.

Да что между ними могло произойти, глумился внутри Гнеды насмешливый едкий голос. То же, что едва не случилось с тобой. Помнишь, в конюшне?

Рабыня.

Гнеда не могла смириться с этой мыслью. Ей, проведшей в сиротстве всю жизнь, было почти немыслимо привыкнуть к тому, что ее мать звалась княгиней. Теперь же девушке предстояло принять куда более тяжелую правду. И то верно говорят люди, полынь после меду горше самой себя. Фиргалл занес Гнеду слишком высоко, и свержение вниз вышло болезненным.

Кем была эта женщина? Дочерью, проданной разорившейся семьей в холопки, или пленницей из чужедальней страны? Обошелся ли князь с ней по-людски, или все случилось в пьяном дурмане, где-то в темном углу?

Ингвар, благородный и смелый, боготворящий свою прекрасную жену, вдруг превратился в обычного мужчину, кому было не чуждо все человеческое, и низкое в том числе. Презренная рабыня, так сказал Фиргалл. Гнеда мало знала об исподе жизни, но князь явно мог подыскать себе наложницу более высокого происхождения. Стало быть, отец оказался совсем неразборчив.

Могла ли она вообще звать его отцом? Не был ли он извергом, насильно взявшим мать, не запомнившим ни ее лица, ни имени, который и о рождении незаконной дочери-то и не знал?

Но ведь сид сказал, что Ингвар просил за нее перед смертью. Выходит, знал. Но…

Гнеду грызла эта неопределенность. Она во что бы то ни стало должна узнать о родителях.

Судимир не откажет, но как решиться пойти к нему? Как она посмеет после всего, что произошло? Даже показаться в Стародубе? От мысли о возможной встрече с Бьярки ее ладони становились холодными и мокрыми. Могла ли Гнеда все еще объясниться с ним? Рассказать, что он был единственным светом в ее жизни?

Фиргаллу только предстояло встретиться со Стойгневом, и как знать, удастся ли ему отозвать княжескую опалу. Сид успокаивал Гнеду, уверяя, что найдет способ смягчить правителя, но, когда спустя две седмицы они подъехали к городу, оставил девушку в близлежащей деревеньке, не решаясь везти ее сразу в Стародуб.

Утром он долго и тщательно одевался, обстоятельно отдавал распоряжения и выглядел совершенно невозмутимо, но Гнеда никак не могла унять беспокойства, а когда сани тронулись, увозя величественно расположившегося в них сида, от тревоги принялась метаться, не зная, куда себя деть. За весь день она едва присела, бродя из угла в угол по горнице. Наступил вечер, а Фиргалл все не возвращался. Гнеда, гонимая волнением, слонялась за околицей, но огни в домах гасли один за другим, а единственным звуком, нарушавшим тишину, был хруст снега под ее ногами.

Лишь под утро, когда девушке удалось кое-как задремать, поезд сида въехал на подворье.

Он очень устал. Даже мороз не придал цвета бледному лицу, и нынче Гнеда вдруг заметила, как Фиргалл постарел. Ранение не прошло бесследно, и что-то в сиде надломилось навсегда.

Он отослал людей и, утомленно сбросив плащ и перчатки, опустился на лавку с чашей вина в руке. Сделав глоток, Фиргалл блаженно закрыл глаза, и девушка подумала, что это, должно быть, его первая настоящая пища за весь день.

Веки сида дрогнули, и он посмотрел на Гнеду.

– Все обошлось. Можешь быть спокойна, Ивар не тронет тебя.

Его голос звучал глухо.

– Что ты сказал ему? – шепотом спросила девушка, усаживаясь напротив.

Фиргалл слегка приподнял брови, а потом изможденно провел рукой по лицу.

– Правду. Что ты была обманута и действовала, влекомая ложными посылами. Что, хотя и не Яронега, приходишься сестрой будущей княгине Ардгласа. Что ты, пусть незаконнорожденная, но дочь Ингвара, и в тебе течет княжеская кровь Бориветричей.

Сид снова сделал глоток и замолчал, направив невидящий взор перед собой.

– Спасибо, – тихо сказала Гнеда, несмело тронув его за рукав, и Фиргалл вздрогнул. Он отодвинулся от нее.

– Ты благодаришь меня? – криво усмехнулся он, и тусклые глаза озарились болезненным свечением. – За что же? За то, что использовал тебя как наживку, как манную пташку? За то, что вторгся в твою жизнь, как лихоимец в приютивший его дом? Подверг опасности, оставил на расправу? За что именно?

Фиргалл буравил ее яростным взором, и девушка опустила руки под стол, чтобы сид не увидел, как они трясутся. Гнеда хотела ответить, но слова встали поперек горла, как рыбья кость.

– Ты всегда защищал меня. Если бы не ты, Финтан давно бы…

– Если б не я, Финтан бы и не думал тебя искать! – громко, словно был пьян, заявил сид.

– Ты увез меня от Брана, – пробормотала Гнеда, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

Фиргалл ткнул в ее сторону пальцем, украшенным перстнем с яхонтом, точно обвиняя: