Пташка

– Спасибо тебе, господин, – шумно втянув носом воздух, проговорила Гнеда, одновременно расправляя плечи. – Я никогда этого не забуду. У меня осталась лишь одна просьба, – продолжила она, и тут же заметила, как в расслабившееся было лицо Судимира стала возвращаться прежняя настороженность. Девушка поняла, что он с самого начала ждал этого и теперь, вероятно, жалел о том, что пустил ее на порог. Но Гнеда должна была спросить. – Я бы хотела перемолвиться словом с твоим сыном, господин.

Судимир выпрямился, и его глаза холодно блеснули, так что сердце девушки кольнуло от сходства боярина с Бьярки.

– Оставь его, Гнеда. Незачем ворошить то, что едва успело улечься, – твердо проговорил он.

– Мы плохо расстались. Я обидела его, но не по своей воле и хочу объясниться с ним, – упрямо ответила Гнеда, с отчаянием замечая, как боярин делается все отстраненнее.

– Не знаю, что произошло меж вами, и знать не желаю, – раздражаясь, оборвал ее на полуслове Судимир, – но когда он вернулся… Я покойников краше видал! Многое случалось на моем веку, и тебя осуждать я не вправе, но и ты оставь моего сына! Бьярки, может, и наворотил дел, но то от глупости и молодости, не со зла. Он не знал, что попадет в такие жернова, что перетрут и косточки целой не оставят. – Судимир сверкнул недобрым взором на Гнеду. – Только оживать парень стал, и тут ты… Полно! Оставь его, Гнеда, честью прошу, оставь!

Девушка стояла, стиснув зубы.

Неужели она так просто уйдет? Даст старому медведю заговорить себя?

Она должна была хотя бы попробовать оправдаться.

– Господин!

– Он согласился жениться, – веско сказал Судимир, будто извлекая свое последнее оружие. – Что бы там ни стряслось, хоть раз о нем подумай, не об одной себе. Дай ему забыть, не баламуть воду!

– На Звениславе? – тихо спросила Гнеда, чувствуя, как красиво переливается имя на языке.

Боярин кивнул в ответ.

– Я уеду, уеду навсегда. Я не помешаю. Только позволь мне сказать ему два слова. Только чтобы он знал, – прошептала девушка.

Они смотрели друг на друга одно долгое мгновение, и наконец Судимир моргнул, сдаваясь.

– Будь по-твоему. Я передам ему, а там уже пускай сам решает.

Боярин тяжело поднялся и сердитой поступью удалился.

Гнеда вскочила. Кровь прилила к лицу, сердце бешено застучало. Что она скажет Бьярки? Столько раз девушка мысленно проговаривала эту речь, но нынче та показалась бессмысленной и косной, не объясняющей ничего. Гнеда принялась ходить взад и вперед по книжнице, заламывая руки и сбивчиво шепча, лихорадочно пытаясь привести мысли в порядок.

Дверь скрипнула, и девушка судорожно обернулась.

Судимир стоял один. На его суровом лице были написаны мрачное торжество и облегчение.

Гнеда открыла рот, но хозяин лишь покачал головой.

– Он не хочет тебя видеть.

– Что он сказал? – едва слыша саму себя, спросила девушка, и глаза боярина смягчились отблеском сострадания.

– Что поныне сыт твоими давешними словами.

Она опустила голову, и дурацкие рясна неуместно весело прозвенели по вискам.

– Уезжай, девочка, – почти ласково проговорил Судимир. – Так будет лучше для всех.

Он стоял, прислонившись плечом к столбу гульбища, бесстрастно взирая на то, как челядь выводит из конюшни вороного и грузит в повозку какие-то узлы. Наверное, вещи, до сих пор остававшиеся в Сбышиной горнице. Или дары, которыми отец хотел откупиться от девушки, лишь бы та поскорее убралась из усадьбы.

Его взгляд не выражал никаких чувств, и Бьярки мог бы гордиться равнодушием, с которым провожал глазами не то слуг, не то воинов, сопровождавших богатые сани. Но Бьярки удалось сохранять спокойствие только до того мига, как с крыльца принялась спускаться, неловко опираясь на услужливо протянутые руки, девушка в расшитой шубе.

Сердце споткнулось на мгновение, прежде чем продолжить бег с удвоенной скоростью. Словно оно тоже заметило ее и принялось отчаянно рваться навстречу, чуя, вопреки его злому окрику, что лишь подле нее могло найти покой. Словно смеясь над хозяином, который в гордыне решил бросить вызов самому себе.

Разве вправду он верил, что сможет спокойно смотреть на нее? Хотел испытать себя? Или это был только предлог, чтобы вновь увидеть Гнеду?

Бьярки ловил каждое движение девушки. Как неуверенно она принимала помощь слуг. Как зябко поправила огромный песцовый воротник, которому бы позавидовала любая боярская дочь. Как беззащитно подрагивали опущенные вниз ресницы. Как царапали скулы серебряные подвески.

Обложенная подушками и укутанная мехами, в огромных санях Гнеда выглядела потерянным ребенком, и Бьярки пришлось приложить усилия, чтобы возродить в памяти совсем другое ее лицо, когда она хладнокровно швыряла в него те слова…

Он все сделал правильно. Ему только не следовало выходить сюда и смотреть на нее. Исподтишка. Снова.