Пташка

Вчера, когда юноша поднимал с земли белоснежное, в серых разводах перо для Гнеды, она наконец увидела, что ее друг носит за пазухой. Это была круглая бусина яркой бирюзы, выскользнувшая из-за ворота рубашки, пока Айфэ наклонялся. Быстрым и, как показалось девушке, благоговейным движением юный сид вернул ее на место и, улыбнувшись, продел перо под очелье Гнеде. Та нерешительно ощупала его, слегка нахмурившись.

– Красиво, – заверил Айфэ, но голос прозвучал отстраненно, словно его мысли были уже совсем не здесь.

– Эта подвеска у тебя на груди, – не сдержалась девушка, – она дорога тебе?

Сид быстро посмотрел на Гнеду, что-то взвешивая в уме.

– Да, очень. Это подарок моей невесты.

– Невесты! – ахнула девушка, испытывая одновременно радостное удивление и разочарование от того, что за все это время юноша не обмолвился ни словом о столь важном обстоятельстве. – У тебя есть невеста!

Скулы Айфэ слегка побагровели.

– И ты молчал!

– Это не то, о чем станешь кричать направо и налево, – пожал он плечами.

Они вышли из риги, надежно затворив дверь на засов, и неспешно двинулись к озеру, лежавшему неподалеку от усадьбы.

– Она осталась там, дома? – не унималась Гнеда.

Юноша кивнул.

– Наверное, она красавица и из знатного рода? – Девушке было совестно, но она никак не могла усмирить разгоравшееся любопытство.

– Нет, – возразил Айфэ, чуть нахмурившись. – То есть она очень красива, – признал сид, и его взор, не направленный более на собеседницу, затуманился. – Ее глаза голубее этого камня, что она дала мне в память о себе, – теплая улыбка, предназначенная незримой возлюбленной, тронула его губы, – словно я могу позабыть! Нет, она не принадлежит знатному роду. Эмер – дочь мельника.

Брови Гнеды подпрыгнули вверх. За недолгое знакомство с Фиргаллом она уяснила про него несколько вещей, и одной из них было то, что он никак не мог бы допустить, чтобы тестем его сына стал мельник. Сид неизменно твердил, насколько важны чистая кровь и благородное племя. Порой девушке казалось, что Фиргалл просто помешан на хитросплетении княжеских родов, так хорошо он знал каждого представителя той или иной семьи едва ли не до седьмого колена, с таким трепетом и почтением говорил об этом.

Гнеда замечала, что, хотя Фиргалл был исключительно вежлив со своей челядью, он никогда не относился к ним как к равным. В его обращении с простолюдинами сквозили снисходительность и превосходство, поэтому девушка была сбита с толку откровением Айфэ.

– И отец одобрил ваш союз? – осторожно спросила она.

Сид, уловив в лице Гнеды недоверие и, кажется, прочитав ее думы, с облегчением рассмеялся.

– Ты полагаешь, что он посчитает такое родство ниже собственного достоинства?

Это в целом отражало измышления девушки, но она боялась обидеть друга.

– О, я ведь говорил тебе, внешнее впечатление столь обманчиво! Ты даже не представляешь, насколько широка и благородна его душа. Отец может казаться со стороны гордым, даже надменным, но для того, кому посчастливилось узнать его близко, открываются иные качества.

Когда он впервые привез меня в свою вотчину, я был совсем мальчишкой. Изголодавшимся, диким, запуганным. Я сторонился людей. Фиргалл еще оставался для меня чужаком, я был поглощен лишь собственным горем. Но отец стал брать меня в соседнюю деревню. Она принадлежала ему, и Фиргалл покровительствовал тамошним жителям. Как-то незаметно я подружился с местными ребятишками, но особенно близко – с маленькой Эмер. Она оживила меня своей добротой и искренностью, заставила забыть невзгоды.

Мы выросли рядом. Отец, видя мою привязанность, всячески опекал девочку. Когда настало время обучать меня грамоте, он взял и ее в ученицы. Когда я заявил, что не сяду больше в седло, Фиргалл подарил ей лошадь, чтобы мы могли вместе ездить верхом. Его щедрость, понимание и чуткость беспредельны.

Отец раньше меня заметил, что мое отношение к Эмер перестало быть лишь дружеским, и первый указал мне на это. Объяснил, как уязвима она, простая девушка, перед таким, как я. Отец дал мне возможность решить самому. Он сказал, что примет любой мой выбор, только бы я был счастлив. Зная мою свободолюбивую природу, Фиргалл понял, что неволить меня – значит убивать, и моя благодарность ему безмерна. – Видя растерянность на лице Гнеды, Айфэ с улыбкой потрепал ее по плечу. – Душа Фиргалла подобна зарытому в землю кладу. С виду – голая неприступная земля, но стоит копнуть, как за камнями и песком отыщутся самоцветы и золото. И когда кажется, что все уже извлечено на поверхность, он найдет, чем еще удивить тебя.

– Как я завидую тебе, – тихо проговорила девушка, когда они остановились у кромки воды.