Пташка

Гнеда осмотрелась. Сруб тесный, но для одного человека, пожалуй, подойдет. Хотя у Кузнеца, что жил один-одинешенек, изба была просторная, светлая, с большими окнами, а не с этими щелками, сквозь которые и понять-то можно лишь то, день на дворе или ночь. Катбад, хоть никого не боялся, а забор поставил. Не ради защиты, а для порядка, чтобы дать понять и людям, и зверям, да и мало ли кому, кто по земле бродит, что, мол, мое место, а пожаловать захочешь, так испроси сперва позволения. Катбад – крепкий хозяин, и дом такой же. Душа у него открытая и широкая, и жилище соответствующее. Гореслав же вроде и избу выстроил, а будто и не его она – ни забора, ни хозяйства путевого. Так, четыре стены да кровля.

Помаявшись без дела, девушка, побежденная своей женской сущностью, принялась наводить в клети порядок. Натаскала воду из дождевой кадушки во дворе, согнала всю пыль, поскоблила немногочисленные посудины, вымахнула старую, не менянную, кажется, с тех пор как избу срубили, солому и раздобыла свежей, неизвестно как оказавшейся за домом, обильно посыпав ею вымытый пол. Шитья почти никакого не нашлось, кроме пары обветшалых полотенец. Починив, Гнеда выстирала их. Может, что-то и лежало припрятанным в единственном сундуке, но туда, конечно, она не сунулась. Теперь и Фиргаллу дышать легче станет, да и рукам применение нашлось. Какая-никакая, а благодарность хозяину.

Во дворе девушка тоже как могла потрудилась. Наломала ивовых прутьев и подмела, сложила дрова в опрятную горку. День клонился к концу, а Гореслав все не возвращался. Гнеда успела побродить вокруг и насобирать в на ходу сплетенное лукошко черники и грибов.

Когда хозяин наконец появился, то нашел свою гостью у разведенного костра. Завидев его, девушка почти радостно вспорхнула и вынесла из дома горшок каши, куда щедро добавила толченых орехов и гусиных полотков из их с сидом дорожных припасов. Гореслав сбросил увесистую сумку, набитую мелкой дичью и птицей. Если он и удивился приему, то виду не подал, усаживаясь на бревно и как должное принимая угощение. Закончив основательную трапезу, во время которой не проронил ни слова, Гореслав вытер усы и глянул на Гнеду.

– Благодарствую. Стряпаешь ты, я смотрю, как девка, а вот с обидчиками расправляешься не хуже распоследнего головореза.

Девушка даже распрямилась от неожиданности. Так вот, значит, куда он ходил.

– Этому тебя твой дядька научил? Хм, – не дожидаясь ответа, фыркнул он, приглаживая бороду, – ничего себе у вас семейство.

– С таким порядком, какой в ваших лесах деется, по-другому и версты не проедешь с целой головой! – огрызнулась Гнеда, с усилием душа приступ гнева. – Ты на этой земле, мне сдается, сидишь, только чтобы в добрых людей луком целить!

Следовало бы попридержать нрав, ведь не окажись Гореславовой сторожки на пути, Фиргалл бы давно с праотцами встретился.

– Нынче такие времена, – на удивление невозмутимо ответил хозяин. – Ходят слухи, будто князю неможется, вот и расползлась всякая нечисть по лесам. Я для своего господина бортничаю и куниц ловлю, не мое это дело – разбойников крутить.

Войгневу неможется? Гнеда нахмурилась, принимая к сведению сказанное.

– А еще, – продолжал Гореслав, пристально глядя на девушку, – прошел говорок, что в наших краях проезжает некто, человек из сидов, а с ним – его не то дочь, не то полюбовница. – Он прищурился, растягивая в улыбке рот и показывая желтоватые зубы. – Так вот, люди эти не простые, а крепко перешедшие кому-то дорогу, и за их поимку можно получить награду. – Гнеда изо всех сил старалась сохранять спокойствие, выдерживая его недвусмысленный взор, в то же время быстро соображая, успеет ли она выхватить нож, прежде чем будет свернута в бараний рог. – И немалую награду.

Гореслав замолчал, с явным удовольствием наслаждаясь действием, которое произвели его слова. Гнеда побледнела, а правая рука безотчетно поползла вверх по бедру, к ножнам.

– Ты ведь лечил моего дядю, – слабо проговорила она севшим голосом. – Что же, за этих сидов живьем дают больше, чем за мертвых? – попыталась улыбнуться девушка, понимая, что вместо этого выходит оскал. От костра доносилось приятное тепло, но Гнеда чувствовала, как озноб пробирает спину и плечи.

– Охолонись! Я видел, что ты умеешь управляться с ножом, – ухмыльнулся Гореслав, презрительно поводя подбородком в сторону пальцев Гнеды, незаметно добравшихся до чехла.

– Мне не сдюжить против тебя, – озвучила она очевидное, ненавидя себя за беспомощность, а его – за низменное упоение властью, – и нечем отплатить. Все, что при нас с дядей, ты и сам отберешь, коли пожелаешь.