Пташка

Девушка осела на пол, не отрывая взгляда от сида, ставшего совсем прозрачным в неверном свете. Наконец хозяин дома выпрямился и накрыл своего подопечного какой-то дерюгой с бережностью, немного обнадежившей Гнеду. Он еще раз поглядел в лицо больному, а после загасил лучину голыми пальцами. Избу накрыла пепельно-голубоватая темнота, и девушка догадалась, что снаружи занимался рассвет. Незнакомец направился к выходу и, растворив дверь, чуть заметно кивнул головой. Противно засосало под ложечкой, а нутро свернулось в напряженный холодный ком.

Было еще по-утреннему туманно и свежо. День задавался непогожий и промозглый, на траве серебрилась холодная роса. Чужак ополаскивался из подвешенного к рябине рукомойника, не обращая никакого внимания на девушку. Она поморщилась, представив, какая студеная там, должно быть, вода. Закончив свое омовение, человек, утершись грязным рушником, удостоил Гнеду взглядом.

– Ну что, – сказал он после продолжительного изучения ее лица, – потолкуем?

– Потолкуем, – согласилась девушка, будто имела выбор.

– Кто он тебе?

– Дядя, – коротко ответила Гнеда, не задумываясь.

– Из сидов, не иначе?

Она удивилась прозорливости своего собеседника и, стараясь не выдать своих чувств, промолчала. Чужак усмехнулся, но его глаза оставались колючими.

– Можешь не отвечать, сам вижу. Я ихнего брата за версту чую. Вертячие бобы, – он с оттягом сплюнул в сторону, – терпеть не могу. Высокомерный народец, мнящий о себе невесть что. А ты вот что-то не похожа на белобрысых. Никак вымесок?

– Приемная, – заставила себя ответить Гнеда, ощущая предательскую сухость во рту. От нее не ускользнуло обращение в женском роде. Но этот вопрос последовал незамедлительно:

– А в портки зачем влезла?

Девушка отвела глаза вниз, лихорадочно соображая. Она была без сознания несколько часов, не меньше, все это время полностью находясь во власти незнакомца. Ей было страшно даже подумать, как он выяснил, что она не юноша.

– Дядя велел, – откашлявшись, выдавила Гнеда. – Так верхом сподручней да в дороге безопасней.

К облегчению Гнеды, ее собеседник кивнул, вроде бы удовлетворившись объяснением.

– Его так кто?

– На нас напали двое. Сегод… – она спохватилась. – Вчера поутру. – Гнеда принуждала себя все время смотреть ему в глаза. – Один с мечом, другой стрелец. Дядю сшибли прямо с лошади, видать из засады. Я успела убежать. – Девушка сглотнула. Лицо собеседника выражало внимание, однако Гнеда не могла понять, какое впечатление производят на него ее слова. – Мечник кинулся было за мной, да утоп в болоте. А второго я убила.

Брови незнакомца подпрыгнули вверх. Он слегка склонил голову набок, прищурившись, затем почесал бороду и велел:

– Ну-ка, давай сначала и чин чинарем.

Девушке ничего не оставалось, как честно и во всех подробностях поведать о своих злоключениях. Ее слушатель внимал прилежно, перебивая иногда вопросами, уточняя что-то для себя. Гнеда не утаила ни одного обстоятельства.

– Поначалу я думала, ты один из них, – закончила она свой рассказ. По правде говоря, ничто не мешало ей продолжать так считать. Хозяин с удовольствием крякнул, явно позабавившись этой мыслью. – Благодарить тебя мне до конца дней, а ведь и имени твоего не знаю.

– Я живу здесь волей своего господина, боярина из Стародуба, – уклончиво объявил он. – А прозываюсь Гореславом. Назовись и ты.

– Люди кличут меня Финд, моего дядю – Фергусом, – без колебаний сообщила девушка. Они загодя договорились с сидом о дорожных именах для ненужных ушей.

Гореслав хмыкнул и еще раз окинул ее с головы до ног взглядом, от которого Гнеде стало не по себе.

– Ладно, – подытожил новый знакомец. – Я не знахарь, но кое-чего в жизни повидал. Промыл там все, вычистил. Ковырнуло его неглубоко, да вот юшки порядком вытекло. Дядька твой должен покамест поспать. Коли продержится до утра, вжиль пойдет. Тут уж как боги решат. Проголодаешься, там под ручником каша.

С этими словами он скрылся в доме, чтобы через некоторое время вновь появиться на дворе с сумой через плечо. Не глянув на Гнеду, бесшумно растворился в зарослях.

Девушка осталась предоставлена самой себе. Первым делом она вернулась к Фиргаллу, все так же недвижно лежащему на лавке, разве что цвет его лица начал приобретать розоватую тусклость против недавней прозрачности. Дыхания слышно не было, зато грудь мерно, пусть и едва заметно, поднималась. Может, хозяин и вправду понимал что-то во врачевании.