Его волосы, остриженные чуть выше плеч, непонятного полинявшего цвета, видимо бывшие когда-то кудрявыми, а теперь походившие на пеньку, лежали под опушенной белкой шапкой. Короткая окладистая борода открывала выпирающий кадык. В левом ухе торчало увесистое кольцо. Нос с горбинкой – кажется, оттого что был не раз сломан. Облачение чужака составляли смурая рубаха и толстая безрукавка мехом вовнутрь. Его кожа отливала медью то ли от загара, то ли от редкого мытья. Стать человека нельзя было назвать могучей, но он был жилистым и поджарым. На поясе висел нож раза в два больше, чем тот, что убрал его собрата по оружию.
Кто бы он ни был, коль уж Гнеда могла все еще размышлять об этом, а не лежала на сырой земле со стрелой в груди, надежда затеплилась в ней слабым огоньком.
– Погоди убивать, успеешь еще, – осипшим голосом как можно громче произнесла девушка.
Бородач испытующе глянул ей в лицо и, ничего не говоря, взял лошадей под уздцы, повернулся спиной и зашагал вперед. Гнеда неслышно выдохнула и обняла Фиргалла освободившейся рукой. Его сердце упрямо продолжало отстукивать глухой, медленный ход.
Дом, представлявший довольно грубый сруб с несколькими волоковыми оконцами, прятался в укромном уголке леса, окруженный приземистыми елками. Единственное красное окно было прикрыто голыми ставнями, лишенными даже простейшего узора. Ни плетня, ни двора, ни собаки. Обитатель сего места явно не сильно беспокоился о возможном вторжении в свои владения. Настолько уверен в себе или совсем не дорожит собственной шкурой? А может, опасаться некого оттого, что самого стоит обходить стороной за версту?
Гнеда никогда не имела случая удостовериться, как должно выглядеть пристанище разбойников, но всегда представляла его примерно так. Может, чуточку просторнее.
Хозяин тем временем привязал лошадей и только теперь оглянулся на своих невольных гостей. Сколько девушка ни всматривалась в его лицо, пытаясь угадать намерения, у нее ничего не выходило. Смерив Фиргалла и ее долгим взглядом, он с досадой цокнул языком, проворчав что-то неразборчивое себе под нос.
– Давай, – приказал чужак Гнеде, протягивая руки, чтобы принять сида.
Она осторожно и не сразу разжала ставшие непослушными пальцы. Человек проворно подхватил бесчувственного Фиргалла, на удивление легко справившись с его тяжестью, и поспешил к дому, скрывшись в заранее распахнутой двери. Девушке казалось, что ее тело стало совсем невесомым. Обе ладони, измазанные запекшейся кровью, сиротливо лежали на бедрах, вдруг оказавшись ненужными.
Незнакомец вынырнул из избы. Дверь была много ниже его роста, так что хозяину приходилось нагибаться, утягивая голову в плечи, чтобы не задеть притолоку. Теперь он простирал руки, чтобы спустить на землю Гнеду, очевидно полагая, что она не в состоянии сделать это самостоятельно.
– Ну! – нетерпеливо поторопил чужак, тряхнув кистями, видя, что его, кажется, даже не понимают.
Гнеда потянулась навстречу, намереваясь лишь опереться, но тут, наконец, тело отказало ей, и девушка тяжело повалилась вниз. Человек ловко поймал ее, перехватив за пояс. Оказавшись в неожиданных объятиях, Гнеда, повинуясь безотчетному порыву, быстро и недружелюбно высвободилась. Хозяин избы был на голову выше девушки и смотрел какое-то время, нахмурившись. Затем, хмыкнув, развернулся и направился в дом. Гнеда проводила его угрюмую спину не уступающим по мрачности взглядом и сделала шаг. Он оказался первым и последним, так как всю ее с ног до головы пронзила внезапная боль, в висках зашумело звуком воды, накатившей на гальку, а в глаза изнутри кто-то словно плеснул чернил. Последним, что слышала девушка, был глухой шлепок ее повалившегося наземь тела.
Из-за невидимой завесы до слуха доносились разрозненные звуки – шорохи, тяжелое, натужное дыхание, шепот и поминания лешего. Пахло дымом, гарью, п
– Я почти закончил.