– Стал бы я возиться с ним, чтобы потом продать душегубам, – фыркнул Гореслав, и Гнеда немного выдохнула, все еще не понимая его побуждений. – Я не собираюсь вас выдавать. Те сиды мне понравились еще меньше, чем вы, – сказал он, сморщившись. – Ну, будет, не серчай, – добавил хозяин более миролюбиво. – Крепко вы кому-то в горле костью встали, – заметил Гореслав, явно пытаясь вывести собеседницу на откровенность, но Гнеда промолчала, отказываясь удовлетворять его любопытство. Не дождавшись ответа, хозяин в очередной раз хмыкнул. – Почто вас в Лихоманник-то занесло? Вы, чай, оттуда вышли на опушку?
– Путь держали в Залесье, шли из-за гор.
– Экого крюка заложили. Кроме дядьки-то кто из родни есть? – неожиданно спросил Гореслав.
– Сирота я. Вот и ем дядин хлеб.
– Не напрасно ешь, – веско заявил он. – Не ты бы, так не сносить вам обоим головы. – Он поднялся и сладко, нарочито потянулся всем телом. – Пойду гляну, как болезный. А там и спать пора.
Гнеда лежала на тщательно выбитой ею самой шкуре и с удовлетворением слушала тихое, но размеренное дыхание Фиргалла. Гореслав ушел ночевать в крохотные, к тому же холодные, сени, чтобы, как он выразился, «не красть у хворого здоровья». Девушку била легкая дрожь, на которую она перестала обращать внимание, лоб был холодным и липким, и Гнеда знала наверняка, что заболела. Разговор с хозяином выел последние силы, а труднее всего было осознание того, что они с сидом полностью находятся в воле этого не слишком приятного человека с неясными намерениями. Гореслав не походил на того, кто стал бы бескорыстно помогать заблудшим путникам, тем не менее наставник мирно спал, да и сама Гнеда пока была цела и невредима. Если бы только Фиргалл выздоровел! Он бы увидел этого человека насквозь. Как бы то ни было, нужно выбираться отсюда. Чем скорее, тем лучше. Зависеть от прихотей другого – хуже не придумаешь.
Гнеда поежилась, пытаясь удобнее устроиться на жесткой лежанке. Необходимо было поспать, но лихоманка грызла ее, не давая забыться. Подумать ведь, за их головы назначена награда! Выходит, Финтан знал об отъезде из поместья. Неужели у него всюду были свои наушники?
Вдруг Гнеду осенила догадка, все это время витавшая где-то у поверхности сознания. Финд! Фиргалл не просто так разделил их, отправив чернавку вперед. Финд и Гнеда были примерно одного возраста, почему бы служанке не сойти за свою госпожу и не выступить приманкой для отвода глаз? Фиргалл нарочно сделал это, бросив чужую жизнь Финтану, словно кусок мяса – собакам, чтобы они с Гнедой могли беспрепятственно проскочить следом. Вряд ли сид знал наверняка, что нападение состоится, но подстраховаться на всякий случай было в его духе.
Гнеда закрыла глаза и провела мокрой ладонью по трепещущим векам. Ей не хотелось верить, но в глубине души она знала, что ради достижения цели ее наставник был способен и не на такое.
Сколько людей должны пострадать из-за нее и чего ради? Девушка ненавидела Аэда сильнее, чем когда-либо. Проклятый старик со своим никому не нужным княжеством!
Айфэ и Фиргалл уже стали жертвами глупой клятвы сида. Кто теперь, Финд? Гнеда стала угрозой для Твердяты и Катбада, и оставалось лишь надеяться на то, что она вовремя убралась из их жизней. Гнеда, как прокаженная, приносила с собой лишь беду.
19. Решение
Когда Фиргалл открыл глаза, Гнеда неожиданно для самой себя расплакалась. Сид попытался сказать что-то, но она накрыла его губы ладонью и тут же разревелась в полную силу. Гореслав, чинивший в уголке силки, искоса взглянул на девушку и снова вернулся к работе.
Гнеде удалось взять себя в руки, и, когда она утерла слезы, сквозь радужную пелену на ресницах возникло слабо улыбающееся лицо опекуна.
– Фиргалл! Как ты напугал меня! – воскликнула Гнеда, неловко приобнимая его за шею. Сид поморщился, и девушка испуганно отпрянула. – Прости, я, должно быть, задела рану.
– Ты жива, – еле слышно произнес Фиргалл, с трудом шевеля бескровными губами, но в его голосе было столько нежности, что у девушки вновь выступили едва просохшие слезы. – Кто это? – спросил сид, указывая слабым поворотом глаз куда-то за Гнеду. Та быстро обернулась и окинула хозяина избушки досадливым взглядом.
– Он помог нам, – тихой скороговоркой ответила девушка. – Молчи, тебе не нужно говорить, – попросила Гнеда дрожащим голосом, в душе умоляя опекуна сказать еще хоть словечко, чтобы до конца поверить, что он снова с нею, в мире живых.
Гореслав отложил рукоделье и подошел, внимательно вглядываясь в лицо больного, затем дотронулся рукой до его лба. Фиргалл снес это молча, но девушка видела, что ему неприятны прикосновение чужака и собственная беспомощность. Поджав губы, залесец кивнул своим мыслям и, промолвив «добро», вышел во двор.