Он прислонил ладонь ко лбу так, словно у него разболелась голова. Пожалуй, Гнеде ни разу не приходилось слышать Фиргалла, неспособного ясно выразить собственную мысль.
– Нам надо поговорить как следует, – заключил сид. – Только дай мне прийти в себя.
Девушка кивнула и заставила себя встретить взор янтарных очей. Она хотела запомнить его таким. Родным. Приоткрывшим свою броню. Настоящим.
Гнеда ехала по ночному лесу, все еще не веря, что у нее в самом деле хватило мужества. Глаза привыкли к темноте, но она не видела дороги. Вместо этого потрясенное, заплаканное лицо Финд стояло перед ней как живое. У Гнеды не дрогнула ни одна жилка, когда она вручила служанке тонкий свиток бересты с коротким посланием опекуну и сделала последние распоряжения, запретив трясущейся как осиновый лист девушке до утра говорить кому-либо о ее отъезде. Наверное, это было жестоко, но они хотя бы смогли попрощаться. Бедная Финд, она даже не понимала, что Гнеда уезжала ради ее же блага. Ради блага всех, кто волей судьбы оказался с ней связан.
Можно обманывать кого угодно, но от себя не убежать. Гнеда прислушивалась, не раздастся ли в настороженной тишине спящего леса топот копыт. Страшилась и желала этого одновременно. Помчись за ней Фиргалл, верни он ее, убеди в безрассудстве задуманного – с какой бы радостью Гнеда вняла его доводам!
Но было тихо, и девушка осознала, насколько одинока. Она не имела права вернуться домой, не могла просить защиты и крова ни у Кузнеца, ни у семьи Пчелки. У Айфэ оставалась та, о которой он должен был заботиться и переживать. А Гнеда была одна.
Нет! Девушка тихонько рассмеялась сквозь выступившие слезы. Еще у нее были Пламень и Злой, оружие и мешочек серебра. Целое состояние. У нее наконец была цель, ради которой Гнеда должна выдержать любые испытания, и одиночество являлось далеко не самым страшным из них.
Эта ночь, которую Гнеда провела сама по себе, в лесу под открытым небом, стала первой за долгое время. Девушка остановилась неподалеку от опушки, предпочитая свободное пространство. Теплый ветер приносил запах лежалой скошенной травы, и Гнеда догадалась, что жилье уже где-то неподалеку. Это странным образом успокаивало, хотя печальный опыт уже научил ее не доверять людям. Не надеясь, что заснет, девушка устроила лежанку по привычному обычаю и постаралась отвлечься от тревожных шорохов и звуков, отыскивая в черном полотне неба знакомые звезды.
Белесой полосой прямо над ней стелился Птичий Путь, вдоль которого совсем скоро потянутся журавли и гуси. Фиргалл называл его Дорогой белой коровы. Гнеда усмехнулась. Теперь ей не пригодятся ни наречие сидов, ни эти знания, ведь ее собственный путь вел в противоположную сторону от Ардгласа.
Веки потяжелели. Пламень затих на привязи, и легкий ток воздуха с покосов убаюкивал, окатывая лицо нежными душистыми волнами. Гнеда повернулась на бок, прислонившись ухом к земле. Может, так она лучше расслышит звук приближающейся погони.
Фиргалл мерил тесную горницу беспокойными шагами, иногда останавливаясь, чтобы еще раз пробежать глазами по уже выученной наизусть короткой грамотке. «Не ищи меня. Я освобождаю тебя от клятвы. Спасибо за все и прости».
Вместе с зубами он стиснул и бересту в руке, отчего та жалобно хрустнула.
Первым его порывом было, конечно же, кинуться вдогонку. Девчонка не уйдет далеко, и найти ее не составит труда. Но ведь она сама ушла. Сама пожелала.
Вот что значили ее молчание и отчужденность в последнее время. Она была подавлена случившимся и распорядилась собой по-своему. Дурак! Он-то списывал все на ее усталость и недомогание. Фиргалл упустил тот драгоценный миг, когда в душе Гнеды вызрело сумасбродное решение. Она полагала себя отрезанным куском, поэтому держалась так отстраненно, не позволяя ни лишнему слову, ни прикосновению вновь связать себя с ним.
Она освобождает его от клятвы! Да что возомнила о себе эта девчонка!
Давя вновь поднимающуюся волну гнева, Фиргалл отшвырнул свиточек на стол. Он заложил руки за спину, слегка поморщившись от не дававшей забыть о себе раны, и уставился невидящим взглядом в темное окно. Его ноздри все еще раздувались, но сид не был бы самим собой, если бы не смог взять верх над своими чувствами. Он ли не был искуснейшим в науке самообладания?
Фиргалл заставлял себя рассматривать нынешнее положение с разных углов, вертя его так и эдак, как деревянную головоломку. Вести, полученные от Айфэ и нагнавшие его, наконец, здесь, в Залесье, были на удивление добрыми.
Сид нахмурился и помотал головой, рассеянно запустив пальцы в волосы. Просто дать ей уйти? После всего вот так отпустить? После того как она спасла его, как тащила через весь лес… Он до сих пор не мог поверить, что Гнеде удалось не просто выбраться из передряги живой, а еще и вызволить его. Фиргалл недооценивал ее, все время недооценивал. Ему казалось, он видит девочку насквозь. Да что там, он старался думать, что в ней особенно и нечего видеть.