Птичий рынок

Хозяин приезжал, готовил, гладил хозяйку, та вздрагивала, а в общем всё полулежала в кресле, переводя взгляд с вещи на вещь.

5

Все рты у вещей нарисованы, уши тоже. Друг друга они понимают, а людей не слышат. Но Кот был ни нашим ни вашим, кое-что знал про речь и хвастался.

– А что такое, если рты кружком?

– Это “О”.

– Зачем оно?

– Для боли, бога и бом-бом.

– А если рты распахнуты?

– Это “А”. Для барабана, рака, мака.

– А если они целуют воздух?

– Это “У”. Для сумерек и если кто-то умер.

– Что значит умер?

– Дам по тебе хвостом, расколешься и будешь так. Это умер.

В легкие вечера хозяева акали, окали, ужинали, потом хозяин плакал, но это видел только Сом.

В трудные вечера хозяин метался и наливал что попало куда попало.

– Так я скоро останусь без работы, – говорила Полкурицы.

– Зато у меня карьерный рост, – говорил Филин.

– Да ты как был ку-ку, так и остался.

– Эй, народ, – говорил Олень. – У меня вопрос.

6

Однажды хозяйка у

у-

у-

пала обратно в кресло, закрыла глаза и разжала губы, и хозяин к ней как-то совсем неуклюже кинулся (хотите понять, как это увидели вещи, просто поставьте кино без звука). Другие люди приехали довольно скоро и довольно осторожно забрали хозяйку, а он ушел следом.

Кот покричал для порядка и сел в центр.

– Куда ее?

– В больницу, куда.

– Что это?

– Там белое. Там отнимают кусок тебя. Я там был.

Вещи молчали.

– Ну всё, – сказал Кот. – Теперь я главный.

И он противно завыл, но это была песня.

тебя пингвин я буду катать.
тебя лиса терзать
мните кота мните кота
глядите ему в глаза

а если меня недостаточно мять

тогда настанет грусть
тебя олень я буду хрясь
тебя полкурицы кусь

7

Никого долго не было. Кот насорил, унизил Тапки, разбил обычных кружек, но Филина не тронул, исхудал и не двигался, как вещь.

В саду все пело.

Хозяин вошел в дом как-то боком, будто у него отняли не часть, а всего его целиком.

Пнул, но случайно, Лису. Дверь двинулась. Взял водки, налил в Филина, выпил, посидел, заснул сидя.

8

Все наладилось и покрылось пылью. Хозяин никуда не ездил. Кот одичал и научился добывать еду в саду, каких-то, что ли, насекомых.

– Эй, Кот, – говорил Олень. – Есть одна тема.

– Мяу, – говорил Кот. – Мяу.

Однажды хозяин встал, прошелся по комнатам, закрыл, что закрывалось, взял Кота, засунул в сумку с дыркой, в другую сумку накидал вещей, но безымянных. Смёл сумкой Филина с края стола, оглянулся на звук, чертыхнулся, вышел в сад, постоял там и ушел, уехал в город, видимо, работать.

От Филина осталось меньше половины, часть крыла, немного глаза.

– Как ты? – спросила Лиса.

– Помнишь, Лиса, они говорили о боли? Кажется, это боль.

9

Бог сделал и это, и это, всё это большое пространство, чтоб мы тут все сгорали от любви. А дьявол сделал, чтоб мы сидели по углам от ужаса. Дьявол сделал время. Оно на исходе, сказка кончается. Я собрал ее из чего попало: чихнул от сирени – и вот сирень. Из мяса на завтрак, из найденной рукавицы, из тревоги, и если вам тоже тревожно, то вот вам сказка. А еще нам с женой подарили лису, просто песок подарили в лисьей форме, это стоппер дверной приставной, отлично бы смотрелся в летнем доме, в любом доме, но зачем нам лиса, если дома нет.

Григорий Служитель Чайка

Ольга Леонардовна проснулась как обычно рано, в восьмом часу. Она подумала: как хорошо, если бы сейчас было лето и она была бы пассажиром какого-нибудь парохода, плывущего по Волге. И тут к своему огромному удовольствию вспомнила, что сейчас и есть лето и что она и есть пассажир плывущего по Волге парохода. Ольга Леонардовна оглядела свою каюту: блики волн на потолке, стопка полотенец на кушетке, латунные поручни уборной и река, искрящаяся за иллюминатором. Она была уверена, что из других кают река не смотрится так весело, а блики на их потолках не играют так радостно. Она сложила ладони у щеки и сказала: “Ах”. Ей низко ответил корабельный гудок.

Перво-наперво она достала из бархатного мешочка очки. На мешочке была вышита эмблема МХТ – чайка. Ольга Леонардовна представила, что очень скоро точно такая же чайка будет высечена на ее надгробии. Очки когда-то принадлежали Евгении Яковлевне – матери Антона. Ольга Леонардовна не помнила, как и почему они оказались у нее, но в те далекие годы пользоваться ими нужды не было: зрение еще было вполне сносным, а вот сейчас очки пришлись в самую пору. Потом она извлекла из несессера флакон старых духов Fougere Royale. Фиолетовый слюдяной пузырек с грушкой на боку ей много-много лет назад подарил Немирович. Она пользовалась этими духами в другой, прошлой или даже позапрошлой жизни, каждый раз когда выходила на сцену в роли царицы Ирины.