Птица

Крылья были большими, доставали от угла до угла комнаты по диагонали, и Птица чувствовал, что при всем желании не сможет даже коротко ими взмахнуть. На небе такого не было. Он летал и совсем об этом не думал, крылья были его продолжением, а сейчас он едва держался на прямых ногах, коленки подрагивали под тяжестью оперения.

Птица закусил губу, ласково провел ладонью по большим кроющим перьям, окинул взглядом все крыло и, снова сверкнув синими глазами, спрятал крылья. Теперь он как никогда отчетливо ощущал, как они бьются под его лопатками, и все его навязчивые мысли о пчелах обрели смысл. Легче от этого не стало. Он так и стоял бездумно посреди комнаты, обняв себя руками и рассматривая весь хлам, который успел по-драконьи натаскать домой за годы, проведенные на земле. Как жить теперь со всем этим, да и стоит ли оно того, Птица решительно не знал.

На автопилоте Птица поставил кипятиться чайник на кухне, а сам в ожидании залез на столешницу рядом. За окном прояснилось: весенние дожди были короткими, хотя и погружали весь город на пару часов в темнеющий ветреный апокалипсис. На козырьке подъезда, который было видно из окна кухни, громко и настойчиво курлыкали голуби, их блестящие крылышки трепетали. Птица им завидовал, даже хотел злостно разогнать их, чтоб не мельтешили за окном, но одумался и решил, что они тут совсем ни при чем, пусть курлыкают в свое удовольствие.

Чайник вскипел, и одновременно с этим начал разрываться уведомлениями телефон Птицы, благополучно забытый в кармане джинсовки. Идти за телефоном он не спешил: был уверен, что это его друзья наперебой отправляют ему сообщения во всех мессенджерах и соцсетях. Птица не знал, что им отвечать, поэтому трусливо медлил.

Все произошедшее казалось притворством и игрой в жизнь: если крылья укрыли его от лишних вопросов, не значит ли это, что никакой дружбы и друзей, по сути, не было? Его поместили в дружески-студенческий контекст, подтерев память всем, включая его самого. Разве это считается настоящей дружбой? Птица помешивал растворимый кофе в кружке, хмурясь все сильнее с каждым новым прогоном воспоминаний в голове. «Как же по-идиотски это все», – подумал он, спрыгивая со столешницы.

Изрядно побитый экран телефона – он расколол его в одной из археологических экспедиций – пестрил уведомлениями. Сообщений от Ильи было предсказуемо больше, иногда Лиза усиленно пыталась дозвониться – Птица видел оповещения о звонках. Раздраженный, Птица закинул телефон в угол комнаты и пошел обратно на кухню, попивая химозный кофе, вкуса которого он почти не чувствовал. Отвечать на сообщения у него не было сил.

«Странно, что на земле я перестал курить», – думал он. Это было его основное человеческое увлечение, и он не понимал, как за три года на земле ему ни разу не пришло в голову стрельнуть пару сижек у друзей. Рывком вылив остатки кофе в раковину и туда же уронив кружку, он вылетел из дома в «Пятерочку» за сигаретами – теми же золотыми «Мальборо», которые ему притащил Ру, кажется, в прошлой жизни.

глава 5 первомай

Домой Птица не торопился. Москва пропиталась дождем, застыла в ожидании майских праздников, смеялась по-ребячески то тут, то там. Птица, увязнув в своей голове, слонялся по двору, не желая застрять еще и в четырех стенах квартиры и поехать кукушечкой окончательно. В руках он крутил новенькую пачку сигарет. Кассирша с абсурдно высокой прической в «Пятерочке» хотела было спросить у него паспорт, не веря его возрасту, но потом вдруг оглядела его с ног до головы и молча пробила сигареты и дешевую синюю зажигалку.

Раньше Птица не обращал внимания на подобные «сбои в системе». Паспорт, обнаруженный в кармане куртки, на его глазах превратился в бесполезную помятую книжку с розовыми страницами. То же самое произошло со студенческим билетом и социальной картой – стоило Птице найти их своем бардаке и дотронуться пальцами, раскрыть, как буквы и фотографии спешно осыпались на пол серым пеплом. Опознавательных знаков, над потерей которых тряслись обычные люди, у него не осталось. Он был уверен: едва найдет еще какой-нибудь документ, будь то полис ОМС, свидетельство о рождении или ламинированная карточка водительских прав, его данные в этих документах тоже исчезнут, оставив после себя незаполненные шаблоны.

Он съежился, думая об этом. От кучи тревожных мыслей, снующих в голове, он едва не оступился на желто-зеленом бордюре, по которому вышагивал туда-сюда уже пятнадцать минут. Он в этом мире никто и никому не нужен. Но если его пропажи не заметили наверху, значит, он и там особо никому не сдался? Эта мысль его особенно ужасала. Как ангел, он, конечно, знал, что никакой сакральной цели существования нет и каждый превращает «существование» в «жизнь» самостоятельно, и именно за этим он всегда с любопытством наблюдал – за провалами и успехами, за хорошим и плохим, что тоже было всегда относительно, но неизменно увлекательно.