Птица

– Тихо, – улыбнулась она ему. – То что надо, плюс чувствуешь, что занимаешься чем-то дельным. Мне очень запал в душу Изборск с этими его крепостями, океанами травы – стоишь вот в ней, а ее так много, и она так колышется, будто ты не в поле стоишь, а в зеленом море. С непривычки бывало тяжело и странно без московских мажорств типа кофе в стаканчике перед парами или бесконечных ежевечерних ивентов. Но потихоньку становилось лучше, а я приучилась не бегать двадцать четыре на семь, как в Москве. И так шаг за шагом. Думаю, сейчас я могу сказать, что довольна жизнью. Не всегда, конечно, но в основном.

Надя рассказывала спокойно и размеренно, четко проговаривая каждое слово. От нее веяло какой-то силой, запредельной уверенностью и верой в то, что она говорит. Птица пока не понимал, чем Надя отличается от того же Ильи, но он чувствовал, что рядом с ней его беспокойное сердце и дурная голова замедлялись, выныривали из тревожного болота и просто были. Он будто бы заземлялся и наконец-то мог обратить внимание на происходящее здесь и сейчас. После нескольких лет игры в жизнь это казалось почти диким, но Птица поймал себя на том, что ему такое нравилось.

Он улыбался ее словам, кивая и смеясь рассказам о третьеклассниках, поделках из дубовой коры и первых уроках МХК, на которых Надя влюбленно рассказывала об элевсинских мистериях и критском театре. Она, серьезно сводя брови к переносице, слушала конспирологические теории Птицы о «Пире» Платона и концепции родственных душ. Небо над их головами стемнело, и Надя с грустью обратила внимание, что в центре совсем не видно звезд по ночам. Птица кивнул в ответ, вперившись взглядом в темно-синее ночное небо. Звезд и правда не было, только в серо-фиолетовых облаках маячком света висел серп луны. «Если бы сейчас какой-нибудь ангел глянул вниз, он бы меня наверняка даже не узнал», – тоскливо подумал Птица.

– Эй, – коснулась его плеча Надя, заметив, что он загрузился. – С Вальпургиевой ночью тебя, Пернатый. С маем.

– И тебя.

Этот первомай был в его земной жизни всего лишь третьим, но, раз остальные прошли под защитной вуалью исчезнувших крыльев, чувствовался он как первый. «Пусть и будет как будто первый», – подумал Птица, все еще смотря на тонкий месяц в теперь уже майском небе.

глава 6 вестник

Вернувшись домой во втором часу ночи, Птица сразу почувствовал неладное. Дома кто-то был. Птица был уверен в этом почти как школьник, едва вошедший в квартиру и вдруг увидевший на кухне мать, которая свято клялась, что ее не будет до вечера. Птица тихо повернул ключ в замке до щелчка, вынул его и бросил в миску на тумбочке в прихожей. Ключ звонко ударился о керамические стенки, а из единственной комнаты, будто в ответ на звук, послышался шорох, затем – глухой стук падающих книг и тихую ругань. Птица замер, боясь сойти с места, и тревожно скосил взгляд в сторону комнаты, хотя через стены видеть не умел ни сейчас, ни – он был в этом уверен – когда жил на небе.

– Птица?

Голос, прозвучавший из комнаты, был знакомым – таким, что сердце сжимается, стоит его заслышать после долгой разлуки. Птица судорожно выдохнул, опустил сжатые кулаки и медленно двинулся в сторону комнаты. У подоконника он увидел силуэт, его подсвечивали фонари за окном, почти складываясь в оранжевый нимб над лохматой макушкой человека. Нет, поправил себя Птица. Не человек это был вовсе.

– Ру?

Птица щелкнул выключателем, зажглись лампочки в пыльной люстре, осветив небольшую комнату.

– Птица, – уже утвердительно прозвучал голос. Ру смотрел на него и даже не жмурился от слишком яркого света. Некстати вспомнился Илья, убеждавший Птицу купить энергосберегающие лампочки: побереги глаза и деньги на коммуналку! От этих мыслей Птица спешно отмахнулся, тряхнув головой.

– Что ты тут делаешь?

Птица прошел в комнату, опустив взгляд и боясь посмотреть на Ру. Его взгляд он чувствовал кожей так явно, что вздрогнул, присаживаясь на краешек разворошенной с ночи кровати у стены. Поднять глаза он смог, только глубоко вдохнув и сцепив суетные пальцы в замок. Ру все так же разглядывал его, беспорядок и мусор в комнате, развалины книжных стопок, провода от техники около розетки в углу, запутавшиеся в клубок, как крысиный король со сросшимися хвостами. Ру продолжал наблюдать за ним. Птице было неуютно и даже стыдно, будто мама, которой у него никогда не было, и правда внезапно нагрянула, застав его с плойкой в руках и включенным Death Stranding на проекторе в полстены вместо домашки по математике.

– Могу спросить у тебя то же самое. – Ру сложил руки на груди. Птица нахмурился.

– Все ты знаешь, Ру, – немного резко ответил он.

Какое-то время они молчали, продолжая друг на друга глазеть. Птица ежился от неловкости, но внутри него закипало такое раздражение, что проигрывать эту битву взглядов он ни в какую не хотел.

– Знаю.

– Зачем тогда спрашиваешь?