Ру развел руками и оттолкнулся от подоконника, делая шаг к Птице. Пересекая комнату, он снова задел пару книжных многоэтажек, но даже не удосужился обратить на это внимание. Надо бы раздобыть стеллаж, отстраненно думал Птица, наблюдая за разрушением. Ру остановился прямо перед ним, и Птице пришлось поднять голову, оглядывая его снизу вверх. Ру покачал головой и присел на корточки так, чтобы оказаться с ним на одном уровне.
– Птиц, ну Птиц.
Голос Ру смягчился, в нем появились нотки если не жалости, то, как показалось Птице, сочувствия. Они оба синхронно выдохнули, замерли на секунду, а потом Птица как будто сдулся, уронил голову на руки и беспомощно всхлипнул. Вся его злость, все бурлящее недовольство осели накипью на его сердце, а потом и вовсе треснули, разлетелись на белесые тонкие кусочки. Ему не хватало Ру, он понял это только сейчас, когда тот подошел так близко. Вместе с ним Птицу окутал запах гроз и пушистых облаков, а незримый вихрь закружился вокруг него спиралью. От людей так не пахло, а Ру весь был ветром и высотой, о которых Птица сейчас мог только мечтать.
– Как же ты так, Птица. – Ру дотронулся до его плеча, огладил осторожно, будто проверяя, что он – настоящий, из плоти и крови, а не из перьев и духа. Птица был настоящим, а вот пальцы Ру чувствовались через ткань рубашки совсем невесомо и легко, как майский ветерок, обнимающий за плечи по пути домой. Вопрошание Ру ответа не требовало, но Птица все равно бессильно пожал плечами, поднимая голову. Лицо у него было раскрасневшееся, в глазах стояли слезы.
– Заигрался, кажется, – тихо произнес он.
Ру кивнул, все еще касаясь его плеча. Птица шмыгнул носом и накрепко зажмурился, потихоньку успокаиваясь под мерное поглаживание по плечу. Он вздохнул и накрыл руку Ру своей ладонью, сжал ее отчаянно. В тишине комнаты едва слышно гудели электричеством лампочки, почти незаметно мигая под стеклянным абажуром люстры.
– Где ты был все эти три года? – спросил Птица и закусил губу. Пальцы Ру на его плече замерли, напряглись. Птица открыл глаза, оглядел его. Тот мялся, и невысказанные слова повисали в воздухе между ними. – Подожди… почему ты зовешь меня Птицей?
Птицу-человека сочинили осины, свидетельствовавшие его падение далеко в лесу, а он ухватился за это имя, как за бортик катка, стараясь не рухнуть на лед. Имя было первым, что он приобрел в человеческой жизни, и так он с ним сжился, что к своему ангельскому имени возвратиться уже не вышло. Потом он забыл его напрочь, вычеркнул, как и все предыдущее бытие на небе, а завеса от крыльев с радостью ему подыграла. Птица был неловким, но обаятельным философом-третьекурсником, а Сэл – Салатиэль, если полностью – ангелом, и ангелом неудобным, вопрошающим и лезущим куда не стоит. Ру знал Сэла, а о Птице он мог узнать, только если подглядывал с неба – как они делали раньше вместе, пока их безобидный небесный стрим не зашел слишком далеко и Сэл не попал под раздачу, превратившись в иронично бескрылого Птицу.
– Я так скучал по тебе, – зашептал Ру, чуть приподнимаясь. Вопрос Птицы остался без ответа. Пальцы Ру на плече Птицы вздрогнули, его брови были жалобно сведены к переносице, и Птица почувствовал, какая между ними повисла тоска. Ру выглядел отчаявшимся, будто дорвался наконец до самого близкого человека – ангела? – а его никак не хотели принимать обратно, подвергая сомнению все действия.
– Почему ты тут?
Пару раз Ру открыл и закрыл рот в попытке что-то сказать, но каждый раз будто не мог подобрать верные слова. Какие уж тут верные слова, думал Птица. Скорее всего, все равно будет больно, как не бывает больно ангелам.
– Потому что ты все вспомнил, хотя не должен был, – выпалил Ру. Пальцами он сильнее хватался за Птицу, словно не хотел отпускать, и, может, правда не хотел, но от его ответа Птице почему-то стало не по себе. Нельзя просто так вспомнить о небе и продолжить жить с этим знанием как ни в чем не бывало. Небо любит беспрекословную веру, а не знание. Небо любит мучеников и жертвы, а любопытствующих всезнаек – не очень. Не зря познание было запретным плодом.
– Ру…
Птица покачал головой и отвернулся к стенке. В углу заметил кружево паутины, чуть подрагивающее от колебаний воздуха – это Ру и его ветра́ не успокаиваются даже тут, на земле, когда их хозяин почти идеально маскируется под человека, надежно упрятав крылья и нацепив на худощавое тело более-менее подходящую одежду. Снова повисло молчание, и в тишине Ру бессильно убрал руку с плеча Птицы, но с места не сдвинулся. Птица натужно ему улыбнулся и, развалившись, откинулся на стенку, сразу же пронзившую холодом его лопатки. Думать о небе стало тревожно и страшно. Вместо этого Птица посмотрел в упор на Ру и попросил:
– Хочу посмотреть на твои крылья. Пожалуйста, – тихо добавил он, вдруг смутившись, и отвел взгляд. Ру непонимающе нахмурил брови.
– Зачем?